По соотношению поверхности воды и суши Петербург стоит на одном из первых мест в мире. Даже в наше время вода занимает около десяти процентов городской территории. Легко представить, какой была эта пропорция в XVIII и XIX веках. Первыми средствами сообщения между многочисленными островами дельты Невы были паромные или лодочные переправы. Пароходное сообщение появилось только в начале XIX века. Первым судном, движущимся с помощью пара и изготовленным на заводе Чарлза Берда, назвалось «Елизавета». Благодаря ему открылось регулярное пароходное сообщение между Петербургом и Кронштадтом. Петербуржцы, восхищенные новым видом транспорта, в благодарность к его создателю прозвали пароход «Бердова машина».
Особенно любили петербуржцы морские прогулки в Кронштадт. От того времени осталась легенда о появлении известной фразы «Чай такой, что Кронштадт виден» или просто «Кронштадт виден» применительно к слабо заваренному или спитому, бледному чаю. Позже такой чай окрестили «Белая ночь». Так вот, еще в те времена, когда путешествие на пароходе из Петербурга в Кронштадт продолжалось чуть ли не два часа, пассажирам во время плавания предлагали корабельный чай. Заваривали чай один раз, еще на столичной пристани, до отплытия. По мере приближения к острову количество чая уменьшалось, и корабельные матросы разбавляли его водой. Чай становился все бледнее и бледнее. А когда перед глазами путешественников представал Кронштадт, чай превращался в слабо подкрашенную тепленькую водичку, сквозь которую действительно можно было рассматривать город.
Есть и другое объяснение этого петербургского фразеологизма. Будто бы Кронштадт, который виден сквозь чай, сравним с рисунком на дне блюдечка, хорошо видным сквозь стакан совершенно жидкого, прозрачного чая.
На эту тему любил порассуждать побывавший в Петербурге Александр Дюма-отец. Он рассказывал своим соотечественникам, почему в России «мужчины пьют чай из стаканов, тогда как женщины используют для этого чашки китайского фарфора». Первые чайные фарфоровые чашки, говорил Дюма, производились в Кронштадте. На их донышках был изображен Кронштадт. Когда в кафе из экономии наливали в чашки заварки меньше, чем должно было быть, посетитель мог вызвать хозяина, показать ему на дно чашки и пристыдить: «Кронштадт виден». Тогда-то и появилась хитроумная идея подавать чай в стеклянных стаканах, на дне которых ничего не было видно.
Постепенно пассажирские суда овладели всей территорией Финского залива. Регулярное сообщение было налажено с Ригой. Путешествие по морю оказывалось гораздо дешевле железнодорожного и поэтому пользовалось большой популярностью у населения. Но ходить на убогих каботажных суденышках было небезопасно. Пассажиров укачивало. Их постоянно тошнило. Родилась даже пословица: «В Ригу хочется» или «Съездить в Ригу», то есть хочется рвать, вытошнить. Со временем появился и второй смысл этой идиомы. Иносказательно «Съездить в Ригу» означало тошноту, вызываемую беременностью. Таким витиеватым образом в целомудренном XIX веке женщины, затянутые в тесные корсеты и облаченные в широкие одежды, могли все-таки сообщить окружающим о своем пикантном состоянии.
В середине XIX века петербуржцы познакомились с новым видом общественного транспорта — пассажирской каретой на конной тяге, вошедшей в обиход под названием омнибусы. Название подчеркивало демократический характер нововведения. В буквальном переводе с латинского оно означало «для всех». Однако за дешевизну и доступность приходилось расплачиваться большими неудобствами. Несмотря на то, что омнибусы были рассчитаны на пятнадцать-двадцать человек, пассажиров набивалось так много, что их тут же окрестили каламбуром: «Обнимусь». Вскоре за омнибусами закрепилось прозвище «Ковчеги» по аналогии с библейским Ноевым ковчегом, в который, спасаясь от всемирного потопа, набилось «всякой твари по паре». В петербургском варианте этих «всяких» прозвали «сорок мучеников». Кстати, этот образ так же восходит к раннехристианской мифологии и напоминает о сорока воинах, принявших мученическую смерть за веру в 320 году при малоазиатском городе Ликинии.