Подтверждение этих настроений мы находим в городском фольклоре. Рассказывали, что Николай I, зная о характере стройки, распорядился повышать Кербедза в звании за каждый удачно возведенный пролет моста. Узнав об этом, Кербедз, как уверяют злые языки, тут же пересмотрел проект в пользу увеличения количества пролетов. Так это или нет, проверить невозможно, однако известно, что, начав возведение моста в скромном чине капитана, Кербедз закончил его в звании генерала.
Любопытна дальнейшая судьба Благовещенского моста. К 1930-м годам мост, который в то время назывался мостом Лейтенанта Шмидта, исправно прослуживший более восьмидесяти лет, требовал коренной реконструкции. Реконструкцию поручили одному из крупнейших специалистов в области мостостроения Григорию Петровичу Передерию. Однако Передерий предложил не столько реконструкцию, сколько полную перестройку моста. Точнее, это было вообще возведение нового моста на старых опорах, с центральным разводным пролетом, вместо существовавшего бокового, со стороны Васильевского острова. Даже во внешнем оформлении были сохранены только прежние перильные ограждения. Тогда-то и родился в Ленинграде беззлобный каламбур, до сих пор сохранившийся в арсенале городского фольклора: «Передерий передерил». Впрочем, и старый мост Кербедза продолжает служить до сих пор. Его пролеты перевезли в Тверь и перекинули через Волгу.
Для полного представления о деятельности Кербедза в Петербурге следует сказать, что с 1872 года он возглавлял комитет по устройству Петербургского и Кронштадтского портов. Тогда же под его руководством был разработан окончательный проект знаменитого Морского канала по дну мелководной Невской губы от внешнего рейда Кронштадта до Морского порта на Гутуевском острове в Петербурге.
Последние годы жизни Кербедз провел в Варшаве. Там же он умер и похоронен на кладбище Повонзки.
Говоря о вкладе поляков в историю Петербурга, нельзя не вспомнить о почетном члене Академии наук и почетном гражданине Петербурга, известном путешественнике и исследователе Средней Азии Николае Михайловиче Пржевальском.
Пржевальский принадлежал к старинному польскому шляхетскому роду. Его дальним предком был воин Великого княжества Литовского Карнила Перевальский, отличившийся в Ливонской войне. Серебряные лук и стрела на красном поле, изображенные на родовом гербе Пржевальских, были дарованы за воинские подвиги в сражении с русскими войсками при взятии Полоцка армией Стефана Батория. Это, впрочем, не помешало Пржевальскому по окончании академии отправиться добровольцем в Польшу для участия в подавлении польского восстания. В 1863 году он был произведен в поручики и занял должность преподавателя истории и географии в Варшавском юнкерском училище.
Героем петербургского городского фольклора Пржевальский стал благодаря своему удивительному внешнему сходству с И. В. Сталиным. Причем интересно, что заметили это сходство только после смерти вождя всех народов и покровителя всех путешественников в 1953 году, хотя памятник Н. М. Пржевальскому стоит в Адмиралтейском саду с 1892 года. Это и понятно. Изображения вождя, еще совсем недавно тиражируемые в миллионах экземплярах на бумаге, холсте, в камне и бронзе, начали постепенно исчезать с улиц и площадей Ленинграда. А тут, в самом центре, на видном месте, и так похож.
И родилась одна из самых невероятных ленинградских легенд. Будто бы однажды, путешествуя по Средней Азии, Пржевальский неожиданно отклонился от маршрута, завернул ненадолго в Грузию, встретился там с некой красавицей Екатериной Георгиевной, будущей матерью Сталина, и осчастливил ее, став, как утверждает эта фантастическая легенда, отцом ребенка. Поди проверь. Но вот уже многие годы у основания памятника великому путешественнику появляются букетики цветов. Говорят, их приносят пожилые женщины — верные и твердые последовательницы Сталина.
Смущает только верблюд у подножия памятника. Карликового роста, прилегший отдохнуть на землю, он кажется случайным и необязательным под бюстом импозантного мужчины в мундире гвардейского офицера с погонами. Таким, впрочем, он казался и при установке памятника. Сохранилась легенда о том, что Географическое общество, членом которого был Пржевальский, еще тогда указывало городским властям на нецелесообразность образа «корабля пустыни» в непосредственной близости с морским символом Петербурга — Адмиралтейством. Не вняли. И тем самым открыли небывалые возможности для мифотворчества. На настойчивые вопросы все тех же туристов: «А верблюд-то почему?» — современные молодые экскурсоводы могут ответить: «А это символ долготерпения русского народа». И рассказывают легенду о каком-то придурковатом полковнике, который в 1950-х годах, проходя Александровским садом к Главному штабу, у памятника Пржевальскому переходил на строевой шаг и отдавал честь великому путешественнику.