Выбрать главу

Иногда оценка петербургского климата приобретает легкую политическую окраску. Придавать особенное значение этому не следует. Так уж случилось исторически, что абсолютная, полярная противоположность петербургского морского климата и московского континентального, олицетворявшего в глазах петербуржцев восточную, азиатскую составляющую вековых традиций России, всегда являла собой известный соблазн для рискованных противопоставлений как в Москве, так и в Петербурге: «В Москве климат дрянь, в Петербурге еще хуже».

Но если смена времен года, как правило, вызывает в человеке радостное чувство ожидания перемен: зимой — весны, летом — сбора урожая, осенью — времени свадеб и отдыха, то приближение конца одного и начала нового столетия вызывало чувство тревоги, а то и страха. Город будоражили старые и возникали новые пророчества о неминуемом конце Петербурга. Особенно популярным на рубеже XIX и XX столетий было пророчество одной итальянской предсказательницы о мощном землетрясении, во время которого дно Ладожского озера поднимется, и вся вода колоссальной волной хлынет на Шлиссельбург, а затем, все сокрушая и сметая на своем пути, достигнет Петербурга. Город будет стерт с лица земли и сброшен в воды залива.

Чувство страха за Петербург обострилось и на рубеже XX и XXI веков, тем более что по времени это совпало с подготовкой к 300-летнему юбилею Санкт-Петербурга — границе существования Северной столицы, как это предсказывали пророки и предсказатели XVIII столетия. Конечно, можно списать это на особенность человеческой психики, связанную с тревожным ожиданием переходных границ календарных циклов и круглых юбилейных дат, но вот что произошло в современном Петербурге на рубеже XX и XXI веков.

В новогоднюю ночь с 2000-го на 2001 год мистическая аура Петербурга, и без того опутанная тысячами невидимых таинственных нитей, вновь властно заявила о себе. Причем самым невероятным образом. Во время праздника встречи третьего тысячелетия на Дворцовой площади от случайного попадания петарды загорелись строительные леса вокруг колесницы Славы на Арке Главного штаба. Пожар удалось ликвидировать, но мистика на этом не закончилась. Через две недели, в середине января 2001 года, на уличных рекламных щитах появились громадные постеры «Петербург встречает новое тысячелетие». На плакате художник изобразил ту самую колесницу Славы в ярком зареве пожара. От шока петербуржцы оправились только после более или менее внятного разъяснения властей. На самом деле, заявили они, это не зарево пожара, а сияние солнца, в лучах которого мчится символическая колесница славы Петербурга. Да и сам плакат, оправдывалась городская администрация, был заготовлен заранее, еще осенью 2000 года, выбран из нескольких вариантов и должен был предстать перед горожанами еще до Нового года, но в результате технических сложностей появился только в январе. Конфликт вроде бы был исчерпан, но легко себе представить смятение обывателя, появись это мистическое предупреждение накануне пожара.

Таинственней мессы, Значительней премий Время и место, Место и время. Выбрать непросто, Влево ли, вправо. Место для роста, Время для славы. Громкие речи. Манерные жесты. Время не лечит, Красит не место. Времени тесно Между веками, Где, как известно, Разбросаны камни. Всему свой черед. По камням, спотыкаясь, Время идет, Согрешая и каясь. Время фатально И необратимо. Вечная тайна, Скользящая мимо. Время что семя В землю, как в тесто. Вечное время На вечное место. Кипящие вены Жгут манифестом. Символы веры — Время и место. *
2

Как и история календарей, история первых уличных часов в Петербурге началась до Петербурга, в Москве в 1692 году, когда на одной из важнейших московских торговых дорог по воле Петра I развернулось строительство высокой башни с трехъярусным восьмигранным верхом. Башню назвали Сухаревой, в благодарность полковнику Лаврентию Сухареву, чей полк встал на защиту Петра во время Стрелецкого бунта. Для придания башне более торжественного вида Петр велел установить на ней часы, специально для этого заказанные в Голландии. Часы на Сухаревой башне пробыли недолго. В 1710 году по повелению того же Петра голландские часы сняли и отправили в Петербург.