Не исключено, что у некоторых казаков нелюбовь к «регулярству» распространялась даже на барабаны, взятые в качестве трофеев. По крайней мере, подпрапорщик Аверкиев утверждал, что «ни одного барабана во всей толпе нет и взятыя у нас (в отряде Чернышева. — Е. Т.) барабаны все переломаны». В отсутствие барабанов утреннюю и вечернюю зорю возвещал пушечный выстрел, а «для сбора людей» использовался «частый звон в один колокол на подобие набата». Однако, если верить Аверкиеву, в случае тревоги повстанцев собирали «атаманы, сотники и десятники, а иногда и сам самозванец бегает под окна к яицким казакам и приказывает выходить в поход». Впрочем, известно, что летом 1774 года барабаны в главном пугачевском войске и отдельных повстанческих отрядах всё же имелись и с их помощью порой собирали людей[585].
Кстати, Аверкиев привел интересные сведения относительно надежности (точнее, ненадежности) караулов в повстанческом войске. Сам он у пугачевцев «употребляем был за казака по караулам», а посему и «приметил», что у бунтовщиков «ни пароля, ни лозунга нет; и, когда по пикетам в ночное время разъезжают дозоры и их окликают, то они не больше отвечают, что “казаки”, а потому и можно без всякой опасности объезжать их пикеты». Впрочем, по поводу пароля существуют прямо противоположные сведения, относящиеся примерно к тому же времени. 1 января 1774 года попавший в плен к правительственным войскам яицкий казак Иван Евсеичев надопросе в комендантской канцелярии Яицкого городка сказал: «Да у нас же положен породы естли кто в ночное время едит или идет, и его на бекете (пикете. — Е. Т.) или на карауле окличут, голос отдавать: “калмык”, а буде кто скажет, что “казак”, таковых, признав, что из согласных чинов, и таковых велено ловить и вязать»[586].
Некоторые пленные, бежавшие от бунтовщиков, на допросах в декабре 1773 года давали показания, что караулы «в ночное время» расставляли «вокруг всей его (Пугачева. — Е. Т.) силы на притин по три человека». Причем на протяжении всей ночи эти караулы объезжали «разъезды в пятидесяти человеках». Пленники рассказывали также, что где бы самозванец ни остановился, у его квартиры и днем и ночью всегда стоят два часовых, тогда как у пушек, которые также всегда находились поблизости от пугачевской квартиры, лишь один. К вышесказанному необходимо также добавить, что для контроля над оренбургскими окрестностями из Берды высылались разъезды и были учреждены «станции» и «заставы»[587].
Из всего вышесказанного видно, что пугачевское войско, несмотря на некоторое подражание имперской армии, по сути да и по форме оставалось казачьим. Именно поэтому люди, переходившие на сторону Пугачева, вне зависимости от их происхождения становились казаками. Причем им приходилось менять даже внешний облик — обряжали в казачье платье и стригли по-казачьи «в кружало», то есть в кружок[588].
Однако всеобщее «показачение», как мы видели, не приводило к равноправию в повстанческом войске. Из различных источников, в том числе из показаний пугачевских сподвижников, отчетливо видно, что яицкие казаки (иногда вместе с ними называются илецкие) занимали наиболее привилегированное положение в повстанческом войске, несмотря на то, что составляли относительно небольшую группу в общей массе восставших: по некоторым данным, даже до разгрома под Татищевой и Сакмарским городком их было менее тысячи человек. Их особое положение заключалось в том, что они составляли ближайшее окружение самозванца и занимали большинство руководящих должностей в войске. Кроме того, исключительно из яицких казаков состояла «императорская гвардия». «Петр Федорович» обещал и в будущем сохранить их первенствующее положение: «когда он всю Россию завоюет, то сделает Яик Петербургом», а «яицких казаков производить будет в первое достоинство»[589].
Согласно показаниям побывавшего в плену у повстанцев казака Якова Сутормина, Пугачев настолько отличал яицких казаков от других, что лишь им платил жалованье. Однако это утверждение не соответствует действительности. Сутормин попал к бунтовщикам незадолго до захвата Ильинской крепости в конце ноября 1773 года. По свидетельству Афанасия Соколова-Хлопуши, команда, захватившая эту крепость, получила по приходе в Берду «жалование по рублю на человека», при этом и сам Хлопуша, и многие другие члены этого отряда не принадлежали к яицким или илецким казакам. В пользу того, что жалованье выдавалось не только яицким казакам, свидетельствуют и другие источники. Правда, их сообщения не всегда согласуются между собой. Иван Зарубин-Чика на следствии показывал, что «на каждого башкирца» из отряда Кинзи Арсланова (этот отряд пришел под Оренбург в начале октября 1773 года) самозванец «роздал из взятых по крепостям денег по рублю». Позже башкирские старшины получали по три рубля на месяц, а рядовые — по рублю. Имеются также данные, что 13 февраля 1774 года в Бердской слободе яицкие и илецкие казаки получили всего три копейки на день, в то время как канониры по пять копеек, а «разночинцы и пленники» — по рублю на месяц, то есть в среднем 3,3 копейки. Но тогда выходит, что яицкие и илецкие казаки были самой низкооплачиваемой группой повстанцев. Поскольку мы знаем о положении этих казаков в пугачевском войске, вышеприведенные данные вызывают серьезные сомнения, особенно с учетом свидетельства отвечавшего за раздачу жалованья Максима Шигаева, что «в разные времена выдано было» на каждого конного (то есть казака) по шесть рублей, а на пешего — по пять[590].
585
См.: Летопись Рычкова. С. 225; РГАДА. Ф. 6. Д. 436. Л. 6 об.; РГВИА. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1231. Л. 377 об., 382; Дон и Нижнее Поволжье в период крестьянской войны 1773–1775 гг. С. 157, 174, 204; Крестьянская война под предводительством Е. И. Пугачева в Чувашии. С. 317.
586
Пугачевец свидетельствует… // Советские архивы. 1982. № 3. С. 66; РГАДА. Ф. 6. Д. 436. Л. 5 об.
587
См.: РГВИА. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1230. Л. 449; Д. 1231. Л. 209, 209 об., 377 об., 381 об., 382.
588
См., например: Пугачевщина. Т. 2. С. 111, 385; Т. 3. С. 46; Дон и Нижнее Поволжье в период крестьянской войны 1773–1775 гг. С. 87, 141, 142, 154; Емельян Пугачев на следствии. С. 84.
589
См., например: Пугачевщина. Т. 2. С. 111, 112, 114, 135, 208, 209, 218, 219, 223; Т. 3. С. 212, 214; Показания командира пугачевской гвардии. С. 100; РГАДА. Ф. 6. Д. 432. Л. 6, 6 об.; Д. 436. Л. 6; Д. 506. Л. 93 об., 94 об., 95, 207, 207 об.; РГВИА. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1231. Л. 208, 208 об., 214 об., 380 об., 381.
590
См.: Пугачевщина. Т. 2. С. 133; Допрос пугачевского атамана А. Хлопуши. С. 166;