Прежде чем последовать за Пугачевым и его армией в Казань, нелишним будет рассказать о двух происшествиях, также не лишенных налета фантасмагоричности, но относящихся уже непосредственно к нашему герою. Они еще раз дадут читателю представление о той атмосфере, в которой происходило Пугачевское восстание.
Первое происшествие имело место 20 июня 1774 года во время осады прикамского «пригородка» Осы. Его защитники для опознания личности «амператора» выслали в повстанческий лагерь отставного гвардейца Петра Треногого, который служил в Петербурге и видал настоящего Петра III. По свидетельству пугачевского сподвижника Ивана Творогова, опознание происходило по всем правилам: самозванец переоделся «в простое казачье платье», поставил в ряд человек двадцать казаков и «стал сам между ими». Гостя ввели и приказали, чтобы он «узнавал из представленной ширенги государя». Треногий обвел взглядом казаков и, наконец, «уставил глаза свои прямо на злодея, смотрел пристально». Самозванец прервал затянувшееся молчание:
— Што, старик, узнал ли ты меня?
— Бог знает, — отвечал бывший гвардеец, — как теперь признаешь? В то время был ты помоложе и без бороды, а теперь в бороде и постарее.
— Смотри, дедушка, хорошенько! Узнавай, коли помнишь! Треногий долго смотрел на Пугачева, а потом сказал:
— Мне, кажется, што вы походите на государя.
— Ну так смотри же, дедушка, — напутствовал самозванец, — поди, скажи своим-та, штоб не противились мне, а то вить я всех вас предам смерти.
Если верить показаниям Творогова, бывший гвардеец на следующий день опять приходил «узнавать злодея». На этот раз Треногий уже не колебался: увидев самозванца, «закричал громогласно»:
— Теперь я узнаю, што ты подлинно наш надежа-государь!
— Ну, старичок, — сказал на это «амператор», — когда ты меня узнал, так поди жа, уговори своих афицеров, штоб не проливали напрасно крови и встретили бы меня с честью.
Старик, подходя к крепости, закричал:
— Господа афицеры! Полно, не противьтесь, подлинно государь наш Петр Федорович!
Согласно показаниям Творогова, услышав эти слова, осажденные сдали Осу[671].
Правда, никто, кроме Творогова, в том числе и сам Пугачев, ничего не упоминал о подобных диалогах с Треногим. Пугачев, например, на допросе в Яицком городке рассказывал, что из Осы «выслали отставнаго салдата меня посмотреть, подлинно ли я государь, которой вышел меня и смотрел и, не сказав как я, так и он ничего, в город возвратился»[672].
Трудно определенно сказать, действительно ли слова Тре-ногова повлияли на решение майора Федора Скрипицына сдать Осу — или же последний, не дождавшись подмоги, не видел возможности противостоять врагу, имевшему численное превосходство да к тому же грозившему сжечь пригород. 21 июня 1774 года, сразу после сдачи Осы, Скрипицын стал пугачевским полковником, но спустя всего лишь два дня он и еще несколько человек были повешены за то, что собирались отправить какое-то письмо представителям екатерининской администрации. Очевидно, что оно носило антипугачевский характер. Скрипицын вроде бы обещался во время боя с правительственными войсками уговорить солдат ударить по бунтовщикам. Письмо было составлено, но подпоручик Федор Минеев, принимавший участие в обсуждении планов Скри-пицына, донес обо всём самозванцу, за что был награжден чином полковника. Правда, через некоторое время новоиспеченный полковник бежал к противнику. Впоследствии секретная комиссия приговорила Минеева к двенадцати тысячам ударов шпицрутенами, после чего его следовало сослать солдатом в отдаленный гарнизон, однако во время истязания незадачливый перебежчик умер[673].
Второе происшествие под Осой случилось 21 июня. Самозванцу сообщили, что «башкирцы» привезли некоего человека, которому очень надо повидать «государя». Пугачев приказал привести его к себе в палатку, где в то время помимо самого «амператора» находились его приближенные. По словам Афанасия Перфильева, незнакомец был «росту среднего, лицом сухощав, рябоват, волосы темнорусыя с сединою, говорит пришепетывает, и коему лет около шестидесяти». (Кстати, описание гостя, сделанное на следствии Иваном Твороговым, довольно сильно отличается от перфильевского. В частности, Творогов считал, что тот был «лет сорока»[674].) Незнакомец зашел в палатку и поклонился самозванцу до земли.
— Што ты и зачем ко мне прислан, — спросил Пугачев, — и какие вести мне скажешь?
673
См.: Показания разных лиц //