Двоюродный племянник Пугачева Федот, как уже говорилось, был выслан в Казань лишь за то, что являлся родственником самозванца. Какое-то время он, вместе с первой пугачевской женой и детьми, жил на «обывательской квартире», однако, когда стало известно о приближении самозванца к городу, их отправили в секретную комиссию. После освобождения Федот, по собственному признанию, хотя и видел своего дядю, старался на глаза ему не попадаться. Побыв «в той злодейской толпе три дни», после поражения от Михельсона Федот бежал от бунтовщиков, был пойман казаками, верными императрице, отправлен в Казань, а потом в Москву[691].
Намного дольше оставались у самозванца его первая жена Софья и дети. День 12 июля они встретили «в офицерской караульной палате». Пожар добрался до здания, и в нем, по словам женщины, «почти неможно уже было оставаться от происходящего дыма». Караульный офицер и солдаты покинули свои посты, а Софья «не знала, что в таком случае предпринять». Услышав снаружи «великий шум», она вышла с детьми на двор посмотреть, что происходит. Оказалось, повстанцы освобождали колодников. Бывших арестантов и Софью с детьми повели на Арское поле близ Казани, где в то время находился сам «амператор». Одиннадцатилетний Трофим, увидев среди разъезжавших казаков отца, закричал:
— Матушка! Смотри-тка, батюшка ездит!
Софья воскликнула в сердцах:
— Екай собака! Невернай супостат!
Неизвестно, услышал ли муж ее гневные слова, однако заметил ее.
— Поддерните етой бабе телегу и посадите ее с робятами, — приказал он казакам.
Софья молча поклонилась ему и села с детьми на телегу[692].
Впоследствии их пересадили в коляску, а палатку, в которой в обеденное время или ночью находились Софья и ребятишки, ставили рядом с палаткой самозванца. Разумеется, Пугачеву пришлось объяснять сподвижникам, почему он оказывает простой бабе такое внимание. Самозванец принародно объявил, что она — жена его друга, донского казака Емельяна Ивановича Пугачева, у которого он некогда жил и который был «засечен кнутом» за верность своему «государю». Обращаясь непосредственно к Софье, «Петр Федорович» добавил:
— Я тебя, бедная, не покину[693].
Несмотря на оказываемое ей почтение, Софья была не слишком довольна своей новой жизнью, ведь за жену самозванец ее не признавал, спал с пленными девками, одна из которых, как мы помним, поведала об этом самой пугачевской супруге. Да и вообще до поры до времени Емельян избегал беседовать с ней с глазу на глаз. Но, «немного не доезжая Саратова», он всё же решился на разговор. Он вошел в палатку к Софье, выслал находившихся там девок и спросил:
— Что ты, Дмитревна, думаешь как обо мне?
— Да что думать-та. Не отопрешься, я — твая жена, а вот ето — твои дети.
Самозванец сказал, что от жены и детей не отпирается, но строго приказал, чтобы Софья не вздумала прилюдно назвать его Пугачевым и чтобы помнила — Пугачев замучен за то, что принимал у себя дома «государя».
— Так смотри жа, Дмитревна, исполняй то, что я тебе велю, — сказал напоследок самозванец. — А я, когда Бог велит быть мне в Петербурге и меня примут, тогда тебя не оставлю. А буде не то, так в те поры не пеняй, из своих рук саблею голову срублю.
Пугачиха уже и до этого разговора поняла, что мужу лучше не перечить, ибо, по ее словам, «она видела, что де он стал такой собака, хоть чуть на кого осердится, то уж и ступай в петлю». После этого разговора Пугачев стал часто видеться с Софьей, «но он обходился с нею так, как с знакомою, а не с женою». Что же касается детей, то их «он часто сматривал и на них любавался»[694].
692
См.: Там же. Д. 506. Л. 441–442 об.; Показания разных лиц. С. 708, 709; Емельян Пугачев на следствии. С. 200.
693
См.: Пугачевщина. Т. 2. С. 149, 168; Емельян Пугачев на следствии. С. 100; РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 363 об., 444, 444 об., 445 об., 446.