По своему обыкновению самозванец и здесь чинил суд и расправу. Правда, воевода и чиновники провинциальной канцелярии смогли избежать «государева» суда — покинули город накануне прихода восставших, а их поиски не увенчались успехом. Зато «Петр Федорович», находясь в своем лагере близ Алатыря, расправлялся с дворянами, которых к нему приводили крестьяне или казаки. Пугачев вспоминал, что приказал вешать дворян своему походному атаману Овчинникову, который охотно этот приказ выполнил и «лепортовал ему, што повешано двенатцать человек». Однако, по всей видимости, казненных было больше. Из ведомости о жертвах в Алатыре и Алатырском уезде, составленной 13 августа 1774 года чиновниками местной провинциальной канцелярии, можно сделать вывод, что от рук пугачевцев в это время погибли по меньшей мере 17 человек, в том числе малолетние дети, например сын Василия Попова, секретаря здешней канцелярии, «которому от рождения месяцев 6». Общее количество погибших от рук бунтовщиков из главной пугачевской армии и взбунтовавшихся крестьян в Алатыре и уезде составило 65 человек «дворян и разного звания людей». Имеется и другая цифра погибших в Алатырском уезде: 221 человек[711].
Нет смысла подробно останавливаться на всех деталях пугачевского рассказа о событиях в Поволжье в июле—августе 1774 года. Картины, нарисованные предводителем бунтовщиков, во многом напоминают его повествование о пребывании в Алатыре: попы с крестами; крестьяне, приводившие на расправу к «государю» дворян; пьяные бунтовщики, грабежи и пр.[712] Однако отдельные детали этого рассказа заслуживают более пристального внимания.
Указ пугачевской «Военной коллегии» воеводе, чиновникам и жителям Саранска о торжественной встрече «Петра Федоровича». 26 июля 1774 г.
Пугачев, как и большинство подследственных всех времен и народов, пытался преуменьшить свою вину. Есть, например, основания предполагать, что на допросах он занижал количество убитых по его прямому приказу[713]. Кроме того, отдельные убийства самозванец и вовсе пытался списать на своих сподвижников, выставляя себя перед следователями в более выгодном свете. Так, по его словам, во время похода на Пензу крестьяне привезли к нему свою помещицу. Женщине грозила виселица, но она рассказала самозванцу, «что муж ее в походе против турок, а она-де ис польских дворян». Услышав это, «Петр Федорович» вешать помещицу не стал, более того, взял ее под защиту и оставил в своем обозе. Однако дежурный «царский» адъютант Яким Давилин вскоре сообщил самозванцу, что походный атаман Андрей Овчинников «засек оную афицерскую жену плетьми до смерти», поскольку она сама и ее муж, бывая на Яике и останавливаясь в его доме, «делали ему раззорения, и ево и жену ево бивали». Самозванцу, ставшему выговаривать атаману, тот будто бы ответил: «Мы не хотим на свете жить, чтоб ты наших злодеев, кои нас разоряли, с собою возил, мы тебе служить не будем». Пришлось Пугачеву «замолчать», поскольку «Овчинников — первой человек во всей его толпе»[714].
Если история пензенской помещицы известна только из показаний Пугачева, то его рассказ о встрече в Саратове с отставным пятидесятником местных казаков Яковом Уфимцевым подтверждается другими источниками. С Уфимцевым Емельян Иванович познакомился еще в сентябре 1773 года под Илецким городком, когда вел свое войско на Оренбург. Уфимцев гнал лошадей на продажу. Самозванец попросил продать ему лошадей за 3500 рублей, а поскольку денег тогда у «царя» не было, пообещал «заплатить, когда придет он, Емелька, в Саратов». Как вспоминал на следствии Пугачев, «о приходе ж ево в Саратов тому купцу сказал тогда наудачю, только для того, чтоб он не тужил о взятых у него лошадях, ибо у него тогда, — да думает он, что и у всей его толпы, — и в уме не было, чтоб быть в Саратове». Да и Яков, отдавая бунтовщикам своих лошадей, наверное, не надеялся на то, что они заплатят. Однако, напомнив «государю», и впрямь пришедшему в Саратов, о долге, Уфимцев получил свои деньги (правда, по некоторым данным, не 3500, а 2700 рублей), более того, был произведен самозванцем в полковники и назначен атаманом «саратовской станицы». Его детей «амператор» также не обошел вниманием: один получил чин полковника и медаль, другой стал есаулом. Правда, впоследствии Якову пришлось расплачиваться за пугачевские благодеяния: командующий екатерининскими войсками П. И. Панин приказал дать ему 25 ударов кнутом «и — в память злодейских дел — урезать ухо»[715].
711
См.: Емельян Пугачев на следствии. С. 202; Крестьянская война под предводительством Е. И. Пугачева в Чувашии. С. 255, 256; Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Т. 3. С. 153.
715
См.: Пугачевщина. Т. 3. С. 197, 198; Емельян Пугачев на следствии. С. 206–208, 414, 415; Дон и Нижнее Поволжье в период крестьянской войны 1773–1775 гг. С. 177, 178.