— Вот, братцы, — говорил он Василию и прочим собутыльникам не из яицких казаков, — коли Бог донесет до Яицкого городка, там-то я вас угощу. Слава богу, по милости батюшки нам есть чем потчевать, там увидите мою сестрицу государыню Устинью Петровну.
— Ну, брат, подлинно, то-то красавица, — подтвердил Горскому Федор Чумаков. — Уж я довольно видал хороших, только этакой красавицы не видывал.
Увидев, что Василий смотрит на неприглядную физиономию Егора, казаки поняли, какие мысли возникли в его голове.
— Что ты на него смотришь, ты думаешь, что он похож на нее? Нет, это какой-то у них выродок, а та посмотрит-ка глаз-та что ли или брови-та, так уж полно и говорить, одним словом — великая красавица.
Впрочем, рассуждали бунтовщики и о делах государственной важности. Тот же Егор Кузнецов сообщил, что скоро к ним приедет цесаревич Павел Петрович.
— Да разве его высочество знает, что батюшка его здесь? — засомневался Горский.
— Батюшка к нему много раз писал, да всё перехватывали письма, однако ж дошло одно письмо. Так цесаревич писал на это к батюшке, что он скоро сюда будет, а сверх того писал, что и он много от себя письма посылал да и генерала послал от себя, но так же и генерал на дороге перехвачен[743].
Говорят, и сам Пугачев накануне битвы пил водку, однако были у него дела и поважнее. Он приказал выдать жалованье своей армии, а также произвел ближайших сподвижников в фельдмаршалы, генералы и другие высокие чины. За чином к самозванцу пришел и старый пьяница Михаил Голев, о котором уже упоминалось на страницах этой книги. Держа в руке большой медный крест, Голев встал на колени и обратился к «государю»:
— Когда ж, батюшка, ты меня пожалуешь в бригадиры? Ведь я тебе довольно уже служил, навербовал тебе гусар 700 человек, а 300 довербую.
— Ну, пошел, теперь кто пьяных жалует, — сказал, засмеявшись, Пугачев. — А что, Голев, — продолжил он шутливый разговор, — много ли я тебя бивал, как я был еще князем?
— Нет, батюшка, однава только вы меня ударили в грудь.
— Эк ты так долго помнишь, да где я тебя бил?
— Да в Зимнем дворце, сударь.
(Голев в свое время служил в гвардии. Пользуясь этим, он подыгрывал «амператору», частенько вспоминая, как тот бивал его в прежние времена.)
По свидетельству Василия Горского, во время разговора с Голевым Пугачев отдал последние распоряжения повстанческим командирам по поводу предстоящего сражения:
— Приготовьте свои полки, выведите на поле и там ночуйте. Да будьте осторожны, неприятель близко нас, завтра будет у нас работа[744].
Бой начался на рассвете 25 августа. Повстанческое войско насчитывало до десяти тысяч человек, в то время как в правительственном отряде было 4767 человек. На сей раз победа Михельсона была более легкой и быстрой, нежели предыдущие. Видимо, именно по этой причине он в своих рапортах больше не расточал похвалы восставшим. Пугачев пытался остановить повстанцев, бегущих с поля боя, но старания его оказались тщетными. Тогда и сам на лошади бросился наутек. За ним следом, также верхом, уходили его первая жена Софья и сын Трофим. Им удалось спастись бегством, а малолетние дочери Пугачева попали в руки преследователей. Говорят, дорожная коляска, в которой они ехали, во время этой бешеной гонки опрокинулась на крутом косогоре. По данным Михельсона, в плен попало более шести тысяч человек. Кроме того, правительственному отряду удалось захватить 24 орудия, а также множество награбленного добра и освободить пленных, в числе которых были и девушки-дворянки. Что же касается погибших в последней битве, то, опять же по сведениям Михельсона, у Пугачева «на месте сражения, в догонку и в лесу над Волгою побито и потоплено до 2000 человек или более». Среди погибших были такие видные бунтовщики, как атаман Андрей Овчинников и пугачевский адъютант Яким Давилин. Михельсон потерял 16 человек убитыми и 74 ранеными[745].
Участник этой битвы Дементий Верхоланцев объяснял поражение повстанцев изменой находившихся в войске донских казаков: «…главный орудия наши они заколотили и изрубили лафеты». Историк Р. В. Овчинников считает, что пугачевцы в самом начале сражения лишились артиллерии из-за предательства повстанческих предводителей Чумакова, Федулева и Творогова. Мнение Овчинникова основано на записках П. С. Рунича, который передавал пугачевские упреки в адрес Чумакова, не занявшего лагерь за некоей рытвиной. Если бы «проклятый Чумаков» занял этот лагерь, уверял самозванец, «то у Михельсона не осталось бы косточки». Есть сведения, что донские казаки во время битвы будто бы перешли на сторону Михельсона и напали на повстанцев. Но едва ли донцы, Чумаков или кто-нибудь другой выводили из строя пушки и совершали прочие вредительства. Во всяком случае, о своих заслугах перед властью никто из «вредителей» во время следствия не объявил, даже несмотря на то, что, по словам Творогова, мысли о заговоре против Пугачева у него и некоторых других казаков к тому времени уже имелись. Однако настоящий заговор возник всё же несколько позже, главной же причиной поражения под Солениковой ватагой была крайне низкая боеспособность повстанческого войска. По некоторым данным, под Царицыном оружие имела лишь треть бунтовщиков. Сам Пугачев объяснял свой отказ вступить в бой с правительственными войсками под Царицыном малым количеством боеспособных повстанцев — он боялся, что бунтовщики «сробеют и разбегутца». Через несколько дней с уходом части калмыков и донских казаков ситуация могла только ухудшиться. И совершенно неудивительно, что некоторые бунтовщики, в том числе и сам Пугачев, описывая сражение у Солениковой ватаги, говорили о страхе, робости и «малом супротивлении» восставших[746]. А пугачевец Иван Бурнов на следствии по-иному объяснял низкую боеспособность войска: повстанцы, узнав от донских казаков, что во главе их войска стоит самозванец, не желали биться за него[747].
744
См.: Пугачевщина. Т. 2. С. 218; Дон и Нижнее Поволжье в период крестьянской войны 1773–1775 гг. С. 139, 141, 207, 208; РГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 202, 202 об., 204.
745
См.:
746
См.: Записки сенатора Павла Степановича Рунича о Пугачевском бунте. С. 353, 354; Пугачевщина. Т. 2. С. 151, 153, 154, 228, 241; Дон и Нижнее Поволжье в период крестьянской войны 1773–1775 гт. С. 87, 139, 141; Разсказ, записанный со слов одного из участников в пугачевском бунте. С. 218; Емельян Пугачев на следствии. С. 211; РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 364;