После разговора с Дубровским Творогов пошел к начальнику пугачевской артиллерии Федору Чумакову и открыл ему, что их предводитель не царь, а самозванец. Тогда-то, по словам Творогова, они с Чумаковым и задумались об аресте Пугачева, однако привлечь к этому делу других бунтовщиков опасались, поскольку, как утверждал Творогов, все без исключения считали самозванца государем. Поэтому приятели решили «таить сие до удобного случая»[750].
Спустя некоторое время после переправы через Волгу Творогов и Чумаков посвятили в свои планы других бунтовщиков из числа яицких казаков — группа заговорщиков выросла до пятнадцати человек. Думается, не будет ошибкой предположить, что примкнуть к заговору казаков вынудило безнадежное положение после битвы под Солениковой ватагой и переправы через Волгу. Если раньше после поражений Пугачев довольно быстро набирал новое войско, то теперь его отряд, скитавшийся по заволжским степям, порой без пищи и воды, становился всё меньше. По всей видимости, накануне ареста с ним оставалось немногим более ста бунтовщиков, главным образом из яицких казаков. Неудивительно, что в эти дни самозванец порой бывал молчалив и выглядел «весьма унылым», тем более что за последние недели он лишился нескольких ближайших сподвижников. Помимо атамана Андрея Овчинникова, погибшего во время битвы у Солениковой ватаги, в последующие дни отстали от самозванца, а потом и попали в руки к властям такие знатные бунтовщики, как Афанасий Перфильев и Алексей Дубровский[751].
После двухнедельных скитаний бунтовщики остановились близ рек Большого и Малого Узеней. Ездившие охотиться на сайгаков казаки Иван Бакалкин и Яков Лепехин сообщили, что встретили поблизости стариков, живших в отшельничестве в землянках для спасения души. Пугачев захотел побывать у них, надеясь найти то ли съестное, то ли каких-то беглых старцев. Этой-то поездкой и решили воспользоваться заговорщики: отправились вместе с Пугачевым, а на обратном пути на берегу реки Большой Узень (сейчас это территория города Александров Гай Саратовской области) арестовали его[752].
Пугачев собирался сесть на лошадь, когда Иван Федулев крикнул стоявшему поблизости Бурнову:
— Иван! Што задумали, то затевай!
Бурнов схватил Пугачева «спереди за руки, повыше локтей»; тот, видимо, был настолько поражен этой дерзостью, что поначалу даже не пытался сопротивляться, а лишь «робким и перерывающимся голосом говорил»:
— Што ето? Што вы вздумали? На кого вы руки подымаете?
Казаки кричали, что не хотят больше ему служить и проливать невинную кровь, и так, мол, «прогневали Бога и матушку милостивую государыню».
— Ай, робята! — пытался Пугачев вразумить заговорщиков. — Што вы ето вздумали надо мною злодействовать? Вить вы только меня погубите, а то и сами не воскреснете! Полно, не можно ли, детушки, етова отменить? Напрасно вы меня губите!
Заговорщики не стали ничего «отменять», но обещали самозванцу отвести его в Яицкий городок, приговаривая:
— Вить ежели ты подлинный государь, так тебе нечего бояться.
Затем казаки потребовали от низложенного «амператора» отдать им шашку, ножик и патронницу. Пугачев не сопротивлялся, но сказал Бурнову:
— Мне бесчестно отдать ето тебе, а я отдам полковнику своему Федулеву.
Казаки не стали противиться, после чего посадили Пугачева на лошадь и под присмотром повезли дальше, отправив в повстанческий лагерь Чумакова с сообщением о случившемся[753].
По дороге Пугачев подозвал к себе Творогова:
— Иван! Подь-ка сюды!
Творогов подъехал к самозванцу, который предложил ему отъехать от остальных для разговора. Творогов согласился, не опасаясь, что самозванец уйдет: во-первых, позади ехали два казака, а во-вторых, его лошадь была лучше пугачевской. Когда они немного отъехали, самозванец начал уговаривать Творогова прекратить бунт против своего «государя»:
751
См.: Пугачевщина. Т. 2. С. 154–156, 168, 169; Сподвижники Пугачева свидетельствуют. С. 107; Емельян Пугачев на следствии. С. 102, 211, 212, 321–323; РГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 2. Л. 152, 152 об., 370–371.
752
См.: Пугачевщина. Т. 2. С. 156, 157, 170, 171; Емельян Пугачев на следствии. С. 103, 212, 213, 322, 323; РГАДА. Ф. 6. Д. 505. Л. 286, 286 об., 301, 301 об.; Д. 506. Л. 364 об., 365.
753
См.: Пугачевщина: Т. 2. С. 157, 158; Емельян Пугачев на следствии. С. 213; РГАДА. Ф. 6. Д. 505. Л. 286 об., 301 об.; Д. 506. Л. 365.