Почти сразу после доставки Пугачева в Москву М. Н. Волконский устроил ему предварительный допрос. Когда самозванца ввели «в судейскую камору», то он, как гласят протокол допроса и донесение Волконского императрице от 4 ноября, «без всякого спроса пал на колени и сказал: “Виноват пред Богом и пред государынею”».
Волконский «уличал его, злодея, бесчеловечными зверскими злодеяниями», на что Пугачев отвечал:
— Мой грех, подбили меня люди. Я уж сам был этому не рад, да яицкие казаки делали, што хотели.
Волконский «с сим извергом исторически говорил с начала: каким образом, где и когда сие содеянное им злодеяние в скверное свое сердце посеял, и кто ему первыя были в сем зле пособники, даже и во всё время кто его и чем подкреплял». Самозванец говорил то же, что ранее в Симбирске. Ответив на несколько вопросов, Пугачев заявил: «Рад заслужить вины свои ея императорскому величеству».
После Емельяна была допрошена его первая жена, которая о муже сказала:
— Чорт его знает, што он это наделал. А я о злодействе его прежде никогда от него не слыхивала, и он меня бросил уже три года[787].
В уже не раз упоминавшемся донесении Екатерине от 4 ноября Волконский дал любопытные характеристики Пугачеву, его жене и сыну (которого, кстати, допрашивать не стали). Эти характеристики уже упоминались, теперь же приведем их целиком. О самом Пугачеве Волконский писал: «Всемилос-тивейшая государыня! Осмеливаюсь донести о сем злодее мое примечание. Первое — он человек, нельзя никак сказать, чтоб был великого духа, а тем меньше — разума, ибо я по всем его ответам нисколько остроты его не видал, как то высочайше из написанной его истории, ваше величество, усмотреть соизволите… Скверен так, как мужику быть простому свойственно, с тою только розницею, что он бродяга». Князь нисколько не верил в раскаяние Пугачева, считая его настоящим злодеем. Что же до Софьи и Трофима, то о них Волконский писал следующее: «Жена его человек самой подлой (то есть простой. — Е. Т.) и, видно, тихой. А сын, мальчишка лет двенатцати, также ничего лутче матери не обещает»[788].
Остановимся подробнее на оценке Волконским умственных способностей самозванца. Конечно, мы помним, что «Пугачев жестоко просвященных отличным разумом людей подозревал»; однако он понимал, что без таких людей ему не обойтись, а это уж точно доказывает его разумность. Мы уже не раз видели, что в сообразительности и даже в задатках военачальника Пугачеву не откажешь. Вспомним о похвальных отзывах Голицына и Михельсона в адрес повстанческого войска, возглавляемого самозванцем. Члены следственной комиссии в Оренбурге довольно высоко оценили умственные способности Емельяна Ивановича. Проанализировав показания его сподвижников, 21 мая 1774 года они сообщили императрице: «…самозванец, хотя человек злой и продерзской, но пронырливый и в роде своем прехитрой и замысловатой». Источники донесли до нас примеры пугачевского остроумия. Когда крестьянин Афанасий Чучков спросил вернувшегося на Таловый умет из Мечетной слободы самозванца об участи Степана Оболяева по кличке Еремина Курица, тот ответил: «Курицу… поймали мечетенския мужики, да и хохол, я чаю, уже ей ощипали». Об этой шутке мы знаем из показаний Чуйкова. Другой образчик пугачевского, на сей раз довольно черного, юмора известен из показаний самого предводителя бунтовщиков. Когда Перфильев сказал ему, что капитан Баратаев «ушел», самозванец спросил: «Да как ему уйтить? Разве ты его уходил?»[789]
После предварительного допроса началось подробное следствие, к которому был привлечен не только самозванец, но и многие другие люди. Чтобы оценить результаты этого разбирательства, необходимо понять, что удалось выяснить дознавателям в предыдущие месяцы и что хотела через следователей узнать у мнимого супруга Екатерина II.
787
Следствие и суд над Е. И. Пугачевым // ВИ. 1966. № 7. С. 96, 97; Емельян Пугачев на следствии. С. 216, 217.
789
См.: Емельян Пугачев на следствии. С. 209, 417; РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 147; Д. 508. Ч. 2. Л. 2 об., 7 об.; Д. 512. Ч. 1. Л. 247 об.