Огонек исчез. Я подошел к дереву, где она только что стояла, и даже дотронулся до него рукой. Никого!
— Эй!.. — тихонько позвал я. — Ты где?
Мой голос в темноте звучал непривычно. Где-то неподалеку захлопала крыльями ночная птица. Я обошел каждое дерево, каждый куст. Мне в голову пришла бредовая мысль, что она где-то расстелила свою черную шаль, легла и ждет, чтобы я поскорее наткнулся на нее.
Потом я разозлился: что за дурацкие шутки! Потом заволновался, смогу ли найти дорогу назад. А еще позже некстати вспомнил, что эти края просто кишат легендами о русалках, леших, водяных, оборотнях и ведьмах.
Спускаться вниз одному было неприятно. Я все время прислушивался, не раздастся ли где-нибудь рядом звук ее шагов. Но лес только глубоко дышал и цеплялся за меня своими крючковатыми пальцами. Два раза я даже упал.
Выйдя на равнину, я перевел дыхание и оглянулся на лес. Мне показалось, что наверху снова дышит красный огонек ее сигареты. Он наблюдал за мной, как глаз. И, наверное, смеялся…
Растерянный и грязный, я вернулся в комнату, где уже громко храпел мой напарник, и свалился на кровать поверх одеяла. Разделся и укрылся только под утро, когда за окном уже розовели облака. Мельком взглянул на гору. Теперь она казалась пестрой, словно лоскутное одеяло.
К завтраку мы опоздали. Я долго чистил брюки, Макс никак не мог прийти в себя после вчерашней попойки.
— Ты куда исчез вчера? — спросил он.
— Так, решил пройтись, — неопределенно махнул рукой я. Мне совсем не хотелось рассказывать кому бы то ни было о своем вечернем приключении на горе.
Я решил разыскать свою вчерашнюю спутницу. Правда, я мало что помнил: темные волосы, развевающуюся шаль, контур смуглой щеки в свете зажигалки, красный огонек… Но был еще запах — особенный запах ее духов!
В столовой я пристально рассматривал присутствующих. Половина отпускников уже разошлась по своим делам — кто-то потащился в лес за грибами, кто-то осматривал местные музеи и достопримечательности. Она, скорее всего, тоже уже позавтракала.
— Кто здесь еще из наших? — спросил я Макса.
— Ты же всех видел! — удивился тот.
— Я имею в виду — вообще, из киношников? — пояснил я. Мне почему-то казалось, что она могла быть студенткой с актерского факультета.
Макс назвал несколько более-менее известных мне фамилий. Но все это было не то. Мы лениво ковырялись в своих тарелках: вермишель с заплесневелым соленым огурцом, творог, политый жидкой сметаной. Полупустая столовая с запахом известки и синими стенами не вызывала аппетита. За двумя соседними столиками сидело несколько человек. Я узнал седовласого кинодокументалиста в потертой джинсовой куртке (как мы тогда мечтали о таких заграничных тряпках!). Он был с женой и дочкой. Немного поодаль сидели три дамы. Они громко переговаривались, хохотали, поглядывая то на нас с Максом, то на грустного кинодокументалиста. Одна из женщин курила. Но она была довольно полной и стриженой.
— Кажется, мы тут сдохнем от тоски! — сказал Макс. — Хотя… можно ходить в трехдневные походы в горы. Я видел объявление на доске. Ты как?
— Еще не знаю.
Мы поковыряли вермишель, не без удовольствия выпили по два стакана холодного кефира и вышли на солнышко. Я еще недостаточно хорошо знал Макса, и мне захотелось отделаться от него, побродить одному.
— Ну, ты куда? — нехотя спросил я.
— Пойду еще покемарю, — ответил тот. — А ты?
— Пройдусь…
Утром территория турбазы имела непривлекательный вид. Скульптуры были ужасны, беседки поломаны. Только нестриженые кусты, высокие деревья вдоль аллей и клумбы в разноцветных шапках роз были естественными и не вызывали раздражения. Несмотря ни на что, мне нравилось это запустение. Я вышел к бассейну. Возле него прогуливались несколько человек, но никто не осмеливался нырнуть в зеленоватую, покрытую ряской воду. Скорее всего, она была дождевой и простояла в этом бетонном корыте все лето. По темной мутной поверхности, как парусники, скользили кленовые листья.
Я сразу увидел ее. Напрасно волновался, что не узнаю! Она лежала на полосатом полотенце и читала книгу. Ее волосы — действительно очень темные и очень густые, были подобраны в высокий «конский хвост». Она была в открытом купальнике… Ничего общего с тем вчерашним ночным образом. Но я был уверен, что это она. Я сел на противоположном конце бассейна и принялся ее разглядывать. Напрасно! Я снова ощутил странную «замыленность» глаза — сколько ни всматривался, не мог собрать образ воедино. Он рассыпа́лся, как детские кубики. Хороша ли ее фигура? Я смотрел на ее розовые, сияющие на солнце пятки, и они казались мне райскими яблочками. Возможно, она была такой же, как все. Но смысл отношений между людьми, наверное, в том, что в какой-то момент «один из многих» попадает в пересечение небесных лучей и становится первым, единственным из всех… Я видел ее именно в таком ракурсе — будто она была самолетом, который «ведут» два прожектора. Все остальное пространство стало для меня темным и неинтересным. Больше не было смысла так пристально разглядывать ее. Я подошел. Примостился рядом на траву и сразу же ощутил тот терпкий нездешний аромат, только утром он был гораздо слабее, нежнее. Она оторвала взгляд от книги и перевела его на меня. Я не был уверен, что она меня узнала, но уже понял, что обычный вариант знакомства здесь не пройдет. Можно было спросить, какую книгу она читает или верит ли в любовь с первого взгляда… Нет, банально… Процитировать пару строк из Бодлера? Глупо… Заговорить о погоде? Еще чего…