Тихие шаги: из проулка, крадучись, двое «русских». Обошли их по периметру, иначе мимо отрядов было бы не пробраться. Надо было предусмотреть это. Теперь исправлять.
Клаус прислонился спиной к стене, сполз на корточки и осторожно выглянул. Последовательно взял на мушку крайнюю долговязую фигуру, выстрелил. Мягко ушёл из зоны видимости, без спешки пересёк несколько домов, меняя позицию и оказываясь вне зоны видимости находящегося в взвинченном состоянии оставшегося бойца. И плавно выстрелил снова.
***
«Вот же ж черт», — мысленно протянул Коля, уловив сначала несколько четких выстрелов со стороны Саши, а затем — от предполагаемо уничтоженного врага на юге.
Николаю подумалось, что его зеленые бойцы не заметили второго «резерва», страхующего первый, а выстрелы означали их перебранку. Оставалось лишь надеяться на их удачливость.
Снайпер молчал: скорее всего, его уже не было. Как бы он сам не остался последним. Было так же интересно, где лазал Ягер; не пристрелили ли его уже.
Поле молчало, секунды текли. Нужно было двигаться вперед.
Он вылез из укрытия и на полусогнутых пошёл вдоль стены. Открытая улица, тишина и пустота. Ни шороха.
И вдруг — мелькнувшая тень в ряду домов напротив. Ивушкин немедля выстрелил и быстро ушёл в сторону. Судя по всему — не попал. Он тут же рванул вдоль дома, прижался к смежной стене, и отчетливо уловил цоканье дротика там, где был пару мгновений назад. Николай принялся обходить ряд зданий, присел на корточки и осторожно высунул нос наружу. Рядом тут же ударил дротик.
— Да твою ж мать, — дернулся обратно Коля.
Точно гребаный фриц. Только эта гадина так могла.
Он выждал немного времени, поднял маленький камешек и, размахнувшись, швырнул его в противоположную сторону, тут же выскакивая и перемещаясь за стоявшее в метре от дома черное авто. Перевел дыхание.
И, подавляя прерывистый вздох, услышал тихий шорох шагов. Те приближались, мягко ступая всё ближе и ближе. Ивушкин приготовился стрелять, положил палец на курок, медленно переместился к краю машины. Когда враг подошел совсем близко, Коля выглянул из-за дальнего бока машины, выбрасывая вперед пистолет.
Там было пусто.
Он быстро развернулся — Клаус, улыбаясь, стоял в трех шагах от него и целился из пистолета.
— Бах, — выдохнул он, но не выстрелил. — Я выиграл.
— Сукин ты ж сын, — беззлобно выдохнул тот, пытаясь успокоить начавшую активно развиваться тахикардию.
Ягер только усмехнулся довольно.
Через пять секунд зазвучал сигнал окончания игры.
***
— Это… довольно занимательно, — проговорил Николас Фьюри с небольшой задержкой, не отрываясь от экрана. — Напомни-ка мне, сколько они знакомы?
— По известным нам данным, — с расстановкой произнесла Хилл, — впервые пересеклись в бою, через три года — в концлагере, где контакт продолжался примерно около месяца…
— Изучили друг друга, — усмехнулся директор, — надо как-нибудь поставить их в пару. Это обещает быть интересно. Объявляй завершение.
— Да, сэр, — кивнула Мария.
Послышался сигнал.
========== Глава 8 ==========
Работа, выпавшая на долю Ягера, особенно ввиду его… особенной ситуации, выходных не предполагала. Однако они негласно, как запаздывающие хорошие вести, приходили сами.
Первый такой «условный выходной» вышел на конец июня, примерно через два месяца после начала его «исправительной службы».
Клаус даже мысленно запнулся об эти злополучные два слова, что так его раздражали. Как человек, так и не успевший прочувствовать горечь народного поражения, вакханалии, царившей накануне и после падения системы, душевного опустошения и бессильной ярости, а только после узнавший обо всём из исторических источников, он испытывал по этому поводу смешанные чувства недоверия, потерянности и обособленности от произошедшего.
Для него война была событием недельной давности. Он отчётливо помнил тесноту танка и оглушающие выстрелы пушки. Закрывая глаза, мог фантомно ощущать скрипящую форму на теле, давление фуражки на лоб, камни и осколки разрушенных зданий под берцами. Для него всё это так и осталось незаконченным, обрезанным, замершим в сознании в статическом положении. И никакие источники и воспоминания участников событий, теперь уже седых, сморщенных стариков, которые были одного года рождения с самим Ягером, не могли убедить его.
Те два злополучных слова, которыми Фьюри обозвал его службу в Щ.И.Т.е, по ощущениям, преследовали только цель принизить и напомнить о положении победителя и побежденного; по факту же работа мало чем отличалась от той, к которой привык Клаус: постоянные вылазки и операции, бумажная волокита и отчеты, тренировки и контроль сверху.
Ничем не отличалась, честное слово.
Разве только привычной «Пантеры» под рукой не было. Без неё он часто ощущал себя безоружным во время операций их отряда. На скорую руку сколоченная команда заслуживала отдельного комментария. С одной стороны, своей неопытностью она сильно напоминала солдат Ягера. Однако с другой…
Это были совершенно чужие люди, в которых Клаус не видел ничего общего не только с собой, — чему уж тут удивляться — но и между ними самими. Это было постоянное соперничество, какая-то обособленность людей друг от друга, и Ягер, как ни старался, не мог объединить их. Оставалась только маленькая надежда, что проблема заключалась в коротком сроке совместной работы, и позже станет лучше.
Он с тоской вспоминал своих людей, вверявших ему свои жизни и выступавших под его началом. Простые солдаты всегда были ближе ему, чем люди собственного положения; Клаус не искал у начальников одобрения или покровительства, не пытался взобраться выше, чем ему выпадало. Он просто делал то, что ему приказывали: делал ответственно и основательно. За это-то снискал уважение и любовь своих солдат, компании которых не чурался.
Ягер вздохнул. На самом деле, всё, конечно, было сложнее: случались и конфликты со своими людьми, и прикрикивать на них приходилось постоянно, но теперь, в сравнении с настоящим, прошлое казалось ему более приближенным к идеалу.
Впрочем, это уже детали. А важно было то, что сегодня раньше срока успешно окончилась совместная миссия оперативников Щ.И.Т.а с его непристрелянным отрядом, и в награду за прошедшие без осложнений действия их всех распустили на отдых. И вот начало второго дня, а он уже почти дома.
В квартире пусто — Ивушкин наверняка на своих курсах переквалификации в здании Щ.И.Т.а. Первым делом Клаус тут же направился в душ, с наслаждением смывая с себя пот и пыль мощной струей горячей воды, переоделся в домашнее, помыл обувь, убрал её, заглянул в комнату, отмечая одежду Николая в вещевой корзине, добавил свою и поставил стирку. Заглянул между делом в холодильник, организовал себе по-быстрому обед из вареной картошки и нескольких кусочков мяса.
Что определенно вызывало удивление у Клауса — так это технологии. В душе падкий на нововведения в военной промышленности, он с интересом изучил все предоставленные организацией бытовые приборы, которые, как оказалось, являлись теперь типичными и зачастую доступными для любого человека. Однако, пользуясь приспособлениями для облегчения хозяйственных забот, он парадоксально не доверял аппаратам для переговоров, беспроводным телефонам в частности, и старался минимизировать своё пользование ими.
Информацию он предпочитал хранить на бумажных носителях, в дневниках и записных книжках, к которым тоже испытывал сильную тягу, а их складывал, не запирая, в ящике стола, зная, что Ивушкин вряд ли воспылает к ним интересом, ведь Николай, хоть и делал начальные шаги в изучении немецкого, занимался этим нехотя и совершенно бессистемно.
Через некоторое время Ягера сморил сон. Открыв глаза примерно через два с половиной часа, он принялся за свои обязанности по хозяйству, разделённые с Николаем. Стоило отдать тому должное, еда в доме всегда была, иногда необычная, но всегда съедобная и сытная. Иногда Клаус с усмешкой замечал попытки Коли навести порядок в доме: наивные и поверхностные попытки, к слову.