Она похлопала Кирилла по плечу.
Его руки поднялись, и он проследовал за дверь, захлопнул ее, прижавшись спиной к стене, как Марина последовала за ним, следом, тихо, насколько она могла это сделать.
После, казалось, вечности приглушенного жалобного визга Фархадов наконец потерял сознание, и последние четверть часа Беликов то смотрел, то отворачивался от Мандрыкина, который резал Фархадову лицо. Примерно половина исчезла. И Мандрыкин не пощадил губ.
В тот момент, когда Кирилл ворвался в комнату, Мандрыкин приступил к новой линией кожи под левой челюстью Фархадова. Он развернулся как раз вовремя, чтобы поймать удар тела Кирилла, который сбил их обоих с ног и швырнул на обеденный стол позади кресла Фархадова.
Марина схватила с пола мясницкий нож, развернулась и провела лезвием по пластиковым стяжкам на руках и ногах Беликова. Она сунула ему в руки "Зиг-Зауэр", затем снова развернулась и направила пистолет на Кирилла и Мандрыкина, которые вскочили на ноги возле перевернутого стола.
Беликов быстро сорвал с себя кляп и крикнул,
- Оружие на стол!
Марина сразу поняла, что сделал расчетливый Кирилл, и закричала на него:
- Нет! Нет!
Но Кирилл вышел из-за спины Мандрыкина и вскинул пистолет, который Фархадов дал Беликову.
И снова Беликов услышал тот же чмокающий звук, который он слышал, когда люди Кирилла застрелили племянницу Кубры Озтюрк, и Кирилл ударился о стену столовой только половиной головы.
Марина направила пистолет на Мандрыкина, и тот замер.
Только тогда Беликов снова посмотрел на Фархадова. Он с ужасом увидел, как из горла Гасана хлынула кровь. Кирилл ворвался в самый неподходящий момент, и рука Мандрыкина с ножом дернулась... или у него все же хватило присутствия духа обдумать это?
Беликов бросился к Фархадову, зажал рану ладонью и держал ее, напоминая себе, что не стоит душить его, пытаясь остановить кровотечение. К этому времени оба куска простыни, обернутые вокруг плеча и ноги Фархадова, были насквозь пропитаны кровью. И, конечно же, его лицо было забрызгано кровью из рваных ран, нанесенных Мандрыкиным.
Беликов не мог в это поверить. Он был в отчаянии, оглядывая комнату, даже не зная, что он ищет, просто какой-то ответ... какой-то ответ.
- Жека, - крикнула Марина, не сознавая, как она называет его в приливе адреналина, - он говорил что-то?
- Нет!
- Ничего? Ты ничего не знаешь?
- Нет! - Беликов ослабил давление, и кровь сразу хлынула сквозь его пальцы. Фархадов, казалось, был в шоке или в коме. Черт, подумал Беликов. Он не мог сказать, что именно, не знал, как сказать. правый глаз Гасана был закрыт, но лишенный век, он был неподвижен и смотрел в бесконечность. Если он и видел что-то, то это было апокалиптическое видение; Беликов был уверен в этом.
И снова, вопреки здравому смыслу, Беликов ослабил хватку и с удивлением заметил, что кровь перестала течь.
- О! - сказал он. - Отлично. - С надеждой он снова поднял руку. Кровь все еще текла, но она утихала. - Черт! Хорошо, хорошо!
- Жека, - повторила Марина, пытаясь привлечь его внимание, но, прежде чем заговорить снова, увидела, что Беликов уже начал понимать, что Фархадов мертв.
Оставаясь на коленях, Беликов некоторое время стоял на коленях - он не знал, как долго - и смотрел на Гасана Фархадова. Он посмотрел на полуободранное лицо террориста и наркоторговца, лицо ненависти и страха. Лицо безнадежности. Лицо мужчины.
Беликов медленно поднялся с колен, повернулся и посмотрел на Марину. Она не сдвинулась ни на сантиметр. Она ни на секунду не сводила глаз с Виктора Мандрыкина.
- Стой здесь, - сказал ей Беликов.
Он вышел из гостиной и направился на кухню, точно так же, как Мандрыкин шел за ножом. Он подошел к раковине и вымыл руки под краном, а затем наклонился и смыл кровь и мозги Марьям с лица и шеи. Он методично намылил руки, намылил их, а затем намылил лицо. Затем он сполоснул лицо и руки и смыл следы женщины и Гасана Фархадова в канализацию.
Он вытер руки и лицо полотенцем, которое снял с крючка сбоку шкафа, а затем повесил полотенце обратно на крючок. Он вернулся в гостиную и взял "Зиг-Зауэр", лежавший на полу рядом со стулом Фархадова.
Он отдал пистолет Марине, которая, казалось, интуитивно все понимала, как будто у них были общие мысли. Она держала оба пистолета направленными на Мандрыкина, пока Беликов не забрал у нее пистолет с глушителем. Он подошел к Мандрыкину.
Мужчины посмотрели друг на друга. Беликов вспомнил, как впервые увидел Мандрыкина, печальное, отвратительное зрелище его уродства. Он вспомнил, как Мандрыкин требовал, чтобы он выглядел удовлетворенным, чтобы его болезненное любопытство исчезло, чтобы они могли перейти к более важным вещам. Более важные вещи. Да уж, если бы Беликов только знал тогда.