Франсуаза отдавала отчет о том, что Жерар не сводил с нее глаз.
— Вы очень любезны, — протянула она.
Естественно, не он готовит программу на телевидении, но ведь благодаря ему она узнала об этом. А Франсуаза умела быть благодарной.
— Он в цвете, не так ли?
Она кивнула.
— Мне часто приходилось читать, что фильм ужасен, — продолжил молодой человек.
Это определение Франсуазе не понравилось. Ужасен… в каком-то смысле — да, но Жерар не мог этого знать, никто этого не знал.
— Непонятый, не более, — поправила она. — Часто пишут такую ерунду…
Клиенты ждали. Администратор вышел из своего угла и вопросительно посмотрел на молодого продавца. Франсуаза поняла, что Жерара накажут, если он продолжит болтовню.
— Мой конфитюр, — попросила она, вновь улыбнувшись.
Он встал на табурет и кончиками пальцев придвинул к себе глиняный горшочек с белой этикеткой.
— Дайте мне еще бутылочку шампанского «Шато»… вернее, полбутылочки! — поспешно уточнила она.
Полбутылочки… на миг Франсуаза испугалась уронить свой престиж. Но нет, для Жерара она непоколебимо восседала на пьедестале. И потом, купить целую бутылку было настоящим безумием. Отметить возрождение забытого фильма — да, но в пределах возможностей!
Жерар поклонился, прежде чем отойти, и Франсуаза хотела было пожать ему руку, но не решилась. Люди могли подумать… в конечном счете, жест мог быть воспринят как знак фамильярности. А она испытывала к парню лишь признательность. Разумеется, он очень дорожит этой дружбой, но должен понимать, что она все еще кинозвезда, и что…
Терзаемая легкими угрызениями совести, Франсуаза, тем не менее, вышла от Шавано счастливой и сияя вернулась к себе на улицу Аржантей, где занимала четырехкомнатную квартиру на третьем этаже обветшавшего дома.
— Я живу в Пале Ройяль, — часто говорила она своим друзьям, поклонникам и журналистам.
Фраза нравилась ей и соответствовала, по ее понятиям, образу жизни кинозвезды. И никому не стоило знать, что Пале Ройяль от нее был несколько далековато, а окна квартиры выходили на точно такие же в здании напротив.
Едва вернувшись, Франсуаза сняла телефонную трубку и набрала номер Эрналя.
— Жан-Габриэль?
— Нет, это Тони.
Она всегда натыкалась на Тони, это ее раздражало. Он услышал ее голос:
— Добрый день, Франсуаза, не вешай трубку, я его позову, он в лавке.
— Спасибо, — выдавила она.
К счастью, Тони не пустился в расспросы — как ты поживаешь и все ли у тебя нормально? Через несколько секунд на том конце провода прозвучал другой голос.
— Добрый день, дорогая, что нового?
И тут без всякого повода Франсуаза разозлилась на Жан-Габриэля. Может быть, из-за небрежного тона с нотками нежности, который перенес ее на годы назад.
— Я думаю, ты в курсе? По телевидению собираются показать «Скажите, что мы вышли».
Мог ли он этого не знать, будучи постановщиком фильма?
— Я ждал сведений о дне и часе показа, чтобы сообщить тебе…
«Лжет», — подумала она, сама не зная почему.
— Как ты узнала? — поинтересовался Эрналь.
— Из газет, — несколько суховато ответила она.
— Представь себе, что Кассар, ответственный за показ кинофильмов на ОРТФ, как я полагаю, один из тех немногих людей, кто видел наш шедевр и полюбил его…
Эрналь иронизировал, но Франсуаза знала, что он воображает себя автором шедевра. Впрочем, она разделяла его мнение. Тогда к чему весь этот черный юмор, взятый им на вооружение? Действительно ли он хотел, прожив с ней столько лет, развода, чтобы жить с Тони? Это смешно! Она попыталась успокоиться.
— Кассар обратился ко мне в прошлом месяце с письмом за согласием на показ, — продолжал Жан-Габриэль. — Я немного поколебался, затем решил, что глупо лишать удовольствия несколько миллионов телезрителей, тем более, что в нормальном прокате их бы столько не набралось.
— Не удивлюсь, если тебя завалят цветами…
— Тони того же мнения, — заметил Жан-Габриэль.
«Это замечание он мог бы оставить при себе», — подумала она.
— В конечном счете, я выжат как губка, и у меня нет больше желания крутиться ни перед камерой, ни за ней. Ты — совершенно другое дело, — добавил Жан-Габриэль.
— Ах! Я…
Она ждала комплимента и не ошиблась в ожиданиях, одновременно осознав, что мнение Жан-Габриэля все еще для нее важно.
— Подожди секунду, Тони мне что-то говорит!
Франсуаза почувствовала, как в ней вновь вскипает гнев. Конечно, Тони нужно вмешаться именно в тот момент, когда…
— У тебя не цветной телевизор? — вновь спросил Эрналь.
— Нет! — отрезала она. — Ты это прекрасно знаешь!
— Тони предлагает тебе прийти посмотреть фильм к нам, устроим небольшую пирушку, это будет забавно…
Несмотря на дурное настроение, у нее не хватило сил отказаться.
— Это очень любезно с его стороны, я согласна.
— Она согласна, — повторил Жан-Габриэль на другом конце провода.
Франсуаза поняла, что Тони был рядом. Может быть, даже держал наушник. Она представила его гримасу.
— Я думаю, это прекрасная мысль, — сказал Жан-Габриэль.
— Можно было бы заодно пригласить Даниэль, Фабриса и Лену Лорд, — предложила Франсуаза, уверенная в произведенном эффекте.
Воцарилось непродолжительное молчание.
— Это мне кажется менее соблазнительным, — ответил Жан-Габриэль.
— Я пошутила, — пошла на попятный Франсуаза.
— Итак, 7 мая, пометь у себя.
Она поняла, что он заканчивает разговор. Тони занервничал?
— Жан-Ге…
— Да?
Она назвала его «Жан-Ге», как когда-то.
— Ты ничего не забыл?
— Я?
Франсуаза знала, что удивление Жан-Габриэля наигранное. После развода ей было назначено пособие в 250 франков. Он согласился выплачивать его ежемесячно, но всегда задерживал на несколько дней, заставляя Франсуазу просить.
— Мой чек…
— Твой чек, в самом деле, дорогуша! Положись на меня, я сегодня же все сделаю. Целую.
— Взаимно. И не забудь передать наилучшие пожелания Тони.
Она вновь осталась одна, испытывая небывалое возбуждение от предстоящего показа фильма по телевидению. К этому примешивалось чувство некоей неуверенности. Седьмое мая… Ждать еще двенадцать дней. И что потом?
Она неумело открыла шампанское, так что пена залила и блузку, и юбку, и выпила подряд два бокала. Шампанское оказалось слишком теплым. Прошлась по гостиной. Нельзя было не заметить, что ковер на полу потерт, а обвисшие складками занавеси нуждались в замене. Вышла в спальню. Невольно она сравнивала свою квартиру с той, которую занимали Жан-Габриэль и Тони на улице Висконти над их антикварным магазином.
— Там везде порядок и красота, роскошь и достаток, — процитировала она ровным голосом, немного сомневаясь в верности своих суждений.
Жан-Габриэль и Тони жили утонченно, даже слишком, и вели рассеянный образ жизни. Загородный дом в Нормандии, вилла в Кан-сюр-Мер, два автомобиля… И именно это она тяжелее всего прощала бывшему мужу.
«А у меня нет ничего…»
А ведь в лучшие годы своей артистической карьеры Франсуаза получала миллионы.
«Что с ними сталось?» — всякий раз спрашивала она сама себя.
Надо было бы позвонить своему импресарио и сообщить о предполагаемом показе фильма по телевидению. Но она так ничего и не сделала, зная заранее реакцию Адольфа Брюнеля, Дольфо, как звали его собратья по ремеслу.
— Ну и что? — скажет он. — Подождем показа, а затем увидим.
Франсуаза уже четыре года была одной из лошадок Дольфо, с тех самых пор, когда пошли на убыль предложения от постановщиков и продюсеров. «Рейна больше мной не занимается!» — заявила она, расставаясь с Рейной Вальдер, которая вела большую часть ее контрактов. Франсуаза отказывалась понимать, что время ее царствования закончилось. Дольфо же воспринял ее как звезду, каковой она больше не являлась, и не пытался обсуждать процент от будущих гонораров Франсуазы. Может быть, он тогда не сомневался, что она сможет вновь занять свое место в заглавных титрах.