Тони вежливо воздержался от замечаний. Он хранил молчание до первого появления молодой брюнетки нежного и хрупкого вида.
— Роскошно! — воскликнул он.
(Роскошно и роскошь являлись лейтмотивом начала их разговора с прошлой осени.)
— Как же ее звали?
— Лена Лорд, — подсказал Жан-Габриэль, прочистив горло.
Франсуаза не могла произнести ни слова. Ее собственный образ десятилетней давности взволновал ее не меньше, чем образ Лены. Она даже не заметила катившихся по щекам слез, не зная сама, оплакивала ли она Лену Лорд, или саму себя.
Глава вторая
Бруно Мерли влачил унылое существование в редакционных залах «Франс Пресс». Никто из журналистов не обращал на него никакого внимания, а он не тратил времени ни на одну из секретарш. Многие из них мечтательно следили за блужданиями девятнадцатилетнего молодого человека с большими лихорадочно блестящими глазами и несколько длинноватыми волосами. Первой реакцией встречавших его женщин было неуемное желание взять «бедного малыша» под свое покровительство, но вскоре они замечали, что и сам он умеет защищаться и даже побеждать, что вызывало еще большее очарование.
«Он симпатяга, шутник… но никогда не совершит ничего выдающегося», — говорили о нем друзья.
Бруно улыбался; он ждал своего часа. Секретарши, более проницательные, чем друзья, тоже ловили момент, когда молодой человек действительно выдвинется, и каждая была готова помочь и подбодрить.
Поступив во «Франс Пресс» шесть месяцев назад, Бруно оказался в команде, готовившей колонку о варьете: сплетни, информация об артистах и светская хроника, отчеты о жизни театрального мира.
Его просили раскапывать анекдоты, проверять сплетни о такой-то или таком-то деятеле театра и кино — и все в последнюю минуту. Он выполнял работу и никогда не скандалил, найдя чужую подпись под только что написанной им статьей. Женщины благоволили к нему, и при участии одной из них он выиграл свое первое сражение.
Анна работала телефонисткой на коммутаторе редакции. Робкая и пугливая, она никогда и никому не признавалась, что Бруно ей небезразличен. Она его боготворила и мечтала о героической жертве ради его счастья. Не задумываясь о том, что она красива, Анна никогда не красилась и почти не занималась своими нарядами. Друзья подтрунивали над ней в несколько язвительной манере. В крошечной клетушке телефонистки в центре здания всегда было жарко — и летом, и зимой. Проходя мимо стеклянной двери, Бруно увидел утирающую платком лоб Анну. Постучав в стекло, он показал на бутылку содовой, из которой только что пил. Анна поняла и признательно кивнула.
Мгновение спустя, заскочив в местный бар, Бруно был уже у Анны и протягивал ей бутылочку оранжада.
— Спасибо…
Едва Анна успела глотнуть воды, как замигала сигнальная лампочка коммутатора. Вставив штепсель, она ответила на вызов:
— Вас слушают… мсье Бийо?
Бруно тотчас понял, что звонит Клод Доре, редактор театральной рубрики. Он наклонился к девушке и шепнул ей:
— Бийо на ОРТФ.
Анна поняла, что Бруно лжет, но тем не менее передала это Доре.
— Я думаю, что Бийо на ОРТФ, мсье Доре. Соединить с кем-то другим?
Бруно решительно указал на себя, дав понять, что он свободен.
Анна с секунду поколебалась, затем, прочистив горло, ответила:
— Я только что связалась с комнатой 206, там никого нет… наконец-то, да, есть Бруно Мерли…
По последовавшей за этим паузе Бруно понял, что Доре не слишком ясно представляет, кого назвала Анна.
— Бруно Мерли, парень, который…
Анна не успела закончить фразу, конечно, Доре вспомнил о Бруно. Она записала в блокнот.
— Вас поняла, — подтвердила она перед тем как отключиться.
С сияющими глазами Анна развернулась на стуле и объяснила молодому человеку:
— Доре требует отчет о показанном вчера вечером по телевидению фильме… «Скажите, что мы вышли», — прочла она то, что записала. — Ты его видел?
— Нет, — ответил Бруно, — но это неважно!
— Постарайся связаться с постановщиком — Жан-Габриэлем Эрналем и одной из главных героинь — Франсуазой Констан…
— Чтобы вытянуть из них несколько красочных анекдотов о съемках для колонки «Если вы желаете знать больше». Понял. Спасибо!
Бруно сунул в карман своей белой виниловой куртки листок, вырванный Анной из блокнота, и направился к двери. Прежде чем выйти, он обернулся и слегка встревоженно спросил:
— Что ты скажешь Бийо?
— Я сама разберусь, — уверила его девушка.
Она посмотрела ему вслед и вздохнула. Тут снова загудел сигнал. Анна подключилась:
— Вас слушают…
В редакционном зале Бруно навел справки в театральном справочнике. Никакого намека на Жан-Габриэля Эрналя, но зато он легко нашел номер Франсуазы Констан. И тут же позвонил ей.
— «Франс Пресс»? — переспросил женский голос на том конце провода после того, как молодой человек представился. — Ну, как вам будет удобно… Через час? Подойдет, буду вас ждать.
Едва Франсуаза повесила трубку, как телефон вновь зазвонил. Теперь она узнала голос бывшего мужа.
— «Франс Пресс» просит меня дать интервью, — тотчас поставила она в известность.
— Ты видела статью о телепередачах в «Эхо Парижа»? — спросил Жан-Габриэль.
— Нет, — холодно ответила она, констатировав полное безразличие к новостям.
— Тогда послушай!
Голос Жан-Габриэля изменился, когда он стал читать:
«Автор целиком и полностью превзошел себя, фильм важен прежде всего тем, что он есть: Эрналь — свидетель новой свободы, говоря языком кинематографистов, он достиг естественной непринужденности как съемок, так и монтажа. В 1962 году его отвергла критика, говоря о безнравственности и анархизме, беспомощности и примитивизме. Но он (фильм, уточнил Жан-Габриэль) потрясает своей искренностью, свободой изложения и мастерским, удивительно простым обращением с двумя самыми доступными материалами: персонажами и языком».
— Что за реванш! — воскликнула Франсуаза, думавшая о совершенно ином.
— Критик из «Времени», — продолжил Жан-Габриэль, — Эрналь с успехом разыграл карту нежности, до него необъясненной, легкой грусти и серьезной стыдливости героев. «Франс Пресс», — он не переводил дыхания, — текст непринужден и дерзок, как в быту…
— Я читала «Франс Пресс», — отрезала Франсуаза.
Но Габриэль, не слыша ее, продолжал:
«Истинная непринужденность, а не дерзость. Забыв драматургические каноны и правила… Вина критиков того времени велика, ибо…»
— Я читала эту статью, — уже кричала Франсуаза.
— Прошу прощения, дорогая… а я хотел тебе еще прочесть кусочки из «Фиагро» и «Юманите».
«Он скупил все газеты», — сказала она себе, вспоминая, что накануне Жан-Габриэль высокопарно заявлял о безразличии к приему фильма критиками.
— Когда подумаешь об их несправедливой оценке десять лет назад…
— Я чувствую, ты готов забросить свой антиквариат, — вставила Франсуаза.
— Ты спятила? И потом, у меня нет предложений.
— А если вдруг продюсер появится на горизонте?
«Даст ли он мне роль?» — мысленно спросила она. Подобные статьи — прекрасная подготовка перед новым фильмом…
Она уже видела свое фото во всю страницу в «Кино-монде» с заголовком «Верная Франсуаза».
— Я не знаю, как на все это реагировать, — признался Жан-Габриэль. — Возможно, Тони один займется магазином в течение двух-трех недель…
— Итак, ждем! — заключила Франсуаза, связывая таким образом карьеру бывшего мужа со своей.
— Для этого у меня есть средства, — заметил тот. (Что подразумевало, что у нее их нет.)
— Я с тобой прощаюсь, корреспондент из «Франс Пресс» будет с минуты на минуту.
— Удачи!
Она повесила трубку.
Его «удачи» означало, что он прекрасно слышал слова Франсуазы про интервью.
— Мерзавец! — бросила она в сторону телефона, будто аппарат олицетворял собою бывшего мужа.