— Оставить город без защиты? Он к утру будет завален снегом по самые окна. Завтра рабочий день — никто не сможет попасть на работу. Прекратится подача воды, электричества, «скорая помощь» не приедет к больному, в магазины не привезут хлеб. Да что мне вам объяснять… Жизнь остановится.
— А если там остановится чья-то жизнь? Может, уже сейчас останавливается. И не одна. Там сорок человек.
Капитан помолчал, посмотрел на карту, на белый экран, потом отпил глоток остывшего кофе и задумался, разглядывая узор на чашке — серебряные листья по темно-синему фону.
— Знаете, Андрей Львович, я вспомнил сейчас одну историю военных времен. Может, она не совсем к месту, но все-таки… Начало второй мировой войны, 1940 год. Фашистская Германия захватила уже Австрию, Чехословакию, Польшу. И явно не собирается остановиться на этом, готовит новые удары. Но где? В каком месте ждать нападения? И вот английская разведка получает сообщение: завтра, 9 апреля, немцы высадятся в Норвегии. Что ж, английский флот гораздо сильнее немецкого. Стоит только перебросить его от берегов Англии к берегам Норвегии — и любой немецкий десант будет разгромлен. Но сообщение о высадке только одно — от одного-единственного агента. А что, если он ошибся? Или подкуплен? И удар на самом деле готовится по самим Британским островам? Вот я назначаю вас командующим английским флотом. Отдали бы вы приказ идти к Норвегии? Рискнули бы оставить без защиты свой берег?
— Не знаю. Ответственность, конечно, ужасная, но… Наверно, я… Впрочем, нет. Приказал бы не двигаться с места.
— Вот и английское адмиралтейство поступило так же.
— И что?
— 9 апреля 1940 года все основные города и порты Норвегии были захвачены немцами одновременным ударом с моря и с воздуха.
— Ага! — вот видите. Пример оборачивается против вас.
— Возможно. Я только хочу сказать: что бы мы ни решили, ответственность все равно ляжет на нас. И огромная. Но до утра мы всё равно бессильны. Единственное, что нам пока остается — думать. Перебрать все возможные варианты. Чтобы те, кто утром отправится на помощь, хотя бы знали, что их может ждать. Чтобы, по крайней мере, их не постигла судьба водителя вездехода.
— Что значит «те, кто отправится»? Да я сам…
В это время дверь открылась и директор быстро пошел навстречу вошедшей вслед за Тамарой Евгеньевной девушке — маленькой, черноволосой, шубка наброшена на плечи, тоненькая рука сжимает меховой воротник у горла.
— Этери, до чего вы кстати! Вы просто не представляете, как вы нам нужны.
Девушка, щурясь на яркий свет, слабо улыбнулась ему, но вдруг, заметив за столом капитана, чуть отшатнулась.
— Милиция? Что-нибудь случилось? Почему вы меня не предупредили про милицию?
Тамара Евгеньевна молча пожала плечами, взяла пустой кофейник и вышла из комнаты.
6
До сих пор Стеша считала, что на свете нет и не может быть ничего страшнее, чем выйти на сцену и за быть слова роли. Когда такое снилось, просыпалась, как от кошмара. Лавруше нынешним летом пришлось своими руками пристрелить истерзанного совой зайчонка — в его жизни это было пока самое страшное. Димон боялся зубного врача, но в сто раз сильнее боялся, что Стеша узнает об этом. Киля уже привык ко всем своим несчастьям и боялся лишь одного: подбежит он однажды утром к своим новым друзьям, а они ему снова скажут «не ходи за нами». То есть каждый из них уже имел какое-то понятие о том, что значит «страшно», «очень страшно», «мороз по коже».
Однако такого переживать им еще не приходилось.
Они попятились обратно в кафе, задвинули дверь и замерли там в полутьме, тяжело дыша и стараясь хоть локтем, хоть костяшками пальцев касаться друг друга.
— …ак он… ак он на меня… оглядел… — прошептал Киля, проглатывая половину согласных.
Стеша нашла руку Димона, вцепилась в нее и с надеждой заглянула в лицо:
— Дим?… А они живые?
— Не знаю. Надо бы посмотреть.
— Ой, не смей! А вдруг нас заметят?.. Те, Другие.
— Кто?
— Которые это сделали.
— Ты думаешь, что кто-то пришел раньше нас и…
Они прислушались.
Полумрак и тишина кафе, казавшиеся раньше уютными, теперь грозно надвинулись на них; от воющей черноты за окном опять повеяло жутью. Даже елочные украшения превратились в десятки злых глаз, мерцающих из угла.
Лавруша тем временем, согнувшись и бормоча что-то себе под нос, возился с дверной ручкой — приматывал проволокой к крюку в стене.
— Готово. Теперь не войдут. Димон скептически покосился на его работу и прошептал:
— Дернут посильнее — и отлетит. Все же за запертой дверью было спокойнее. На всякий случай они отошли подальше.