Там, видимо, сказали что-то примирительное. Капитан успокоился и поставил аппарат на стол.
— Вот это другое дело. Значит, все ясно? Первый отряд — немедленно, второй — не позже чем через час. Мы прибудем к вам даже раньше. Готовить лопаты и сообщение для радио начнете после нашего отъезда.
Он бросил трубку на рычаг и обернулся к директору.
— Я ничего не упустил?
— Похоже, что нет. Теперь весь вопрос в том, за сколько часов мы сможем пробиться к «Карточному домику».
— Точно не скажешь. Снежные заносы — штука коварная. Вездеход на полной скорости доходит за три часа? Значит, нам с разгребанием снега, ночью… В лучшем случае — за шесть часов. Пять — это рекордно.
— А сколько у нас в запасе?
— Сейчас двенадцать ночи. Без пяти минут. Если Сильвестров тоже начал опыт под утро…
— Надо узнать длину тонкой магнитофонной ленты.
— Боюсь, мы это сейчас узнаем, — сказала Тамара Евгеньевна, кивнув на дверь радиорубки.
Вошел запыхавшийся радист. Наушники свободно болтались у него на шее, а в руках были зажаты две бобины с магнитофонной лентой — одна побольше, другая поменьше.
— Вот. На складе только такие. Не знаю, какие они брали для своей «Мнемозины».
Все молча уставились на Этери.
Она виновато потупилась и ткнула пальцем в меньшую.
Казалось, от тягостной тишины в радиорубке стало еще теснее.
— Эх, девушка! — не выдержал радист. — Не знаете, что ли, как шьют на подрастающих? С запасом, с припуском. А ваша-то «Мнемозина» самая подрастающая и есть.
— Подрастающая кобра, — пробурчала Тамара Евгеньевна.
Капитан повернул бобину в руках и поднял глаза на радиста.
— На сколько она?
— А скорость у них какая в «Мнемозине»?
— Маленькая, совсем маленькая. — В голосе Этери мелькнула надежда. — Пять метров в час.
— Значит, двадцать часов будет вертеться. От щелчка до щелчка.
Все головы повернулись к настенным часам. Большая стрелка переползла уже цифру «12» и с равнодушным тиканьем продолжала отсчитывать секунды следующего дня — второго дня нового года.
— Не успеть.
Директор замотал головой и, запустив обе ладони под ворот свитера, оттянул его так широко, словно хотел захватить весь воздух в маленькой комнатке.
— Если он начал вчера в пять, — сказала Тамара Евгеньевна, — тонкая лента будет поддерживать жизнь спящих до часу ночи. Это все, что есть в нашем распоряжении: час, не больше. Но если…
— Больше никаких «если». — Капитан оттолкнул стул и поднялся. — Мы сделаем все возможное, чтобы успеть. Все равно других путей нет. Остается только надеяться, что он начал позже, где-нибудь на рассвете.
— Нет! Так нельзя! — Этери тоже вскочила на ноги и, схватив телефонный аппарат, протянула его капитану. — Позвоните на аэродром. Нужно найти летчика-добровольца. Хоть одного! Чтоб доставили меня туда… Я бы подклеила ленту… Ведь это все из-за меня случилось. Если бы я не удрала… Пусть сбросят с парашютом! Правда, я никогда не прыгала, но вдруг получится…
— Успокойтесь, Этери. Добровольцы, конечно, найдутся. Но техника не всесильна. Нет еще таких летательных аппаратов, которые могли бы подняться в воздух при десятибалльном ветре. Придется ползти по земле. Андрей Львович, вы с нами?
— Разумеется. Тамара Евгеньевна, оставайтесь здесь в радиорубке. Я буду вызывать вас с дороги каждые пятнадцать минут.
— Хорошо. Счастливо вам. И не надо отчаиваться раньше времени.
Капитан, за ним Этери, последним — директор выбрались из тесной рубки, пошли по коридору.
Они уже начали спускаться по лестнице, когда до них донесся вопль радиста — то ли изумленный, то ли радостный — не понять.
— Эгей! Домик! Домик снова заговорил!
Капитан изогнулся всем корпусом назад, напрягся и вдруг рванул по коридору, как по стометровой дорожке.
Когда Этери и директор добежали до дверей рубки, он уже сидел рядом с радистом, оттеснив назад Тамару Евгеньевну, прижав ухо к репродуктору.
Детский голос, доносившийся оттуда, был не похож на тот, который они слышали раньше.
— Але. Але, вы меня слышите? Говорят из дома с лабораториями. Со второго этажа я с вами говорю. Ответьте, пожалуйста. Перехожу на прием.
Капитан схватил микрофон, переключил тумблер.
— Да, мы вас слышим. Кто говорит? Почему не выполнили приказ, не покинули здание?
— Говорит Коля Ешкилев. Я вам хотел объяснить… Вы думаете, наверно, что мы ребята-старички, а мы обыкновенные ребята. Настоящие. И ничего мы не забыли. Если не верите, позвоните в Большой поселок, школа-интернат номер восемь, спросите директора Алексея Федотыча. Мы утром сегодня еще там были. Мы шли на лыжах, потом заблудились и попали сюда.