Священник, не обращая внимания на этот балаган, невозмутимо шагал по дорожке мимо центральной башни к часовне Святого Георга. Энди старался не отставать.
Видя, что их жертва норовит улизнуть, двое мужчин схватили Энди за руки.
— Оставьте паренька в покое! — высокий голос священника прозвучал резко, как удар хлыста.
Сообразив, кто отдал распоряжение, насмешники отпустили виновника всеобщего веселья. Увидев, что священник придерживает перед Энди дверь часовни, они притихли.
Скрежеща доспехами, Энди поспешно шмыгнул внутрь.
— Что это с рыцарем, ваша милость? — ехидно полюбопытствовал кто-то.
В ответ священник захлопнул дверь.
Глава 2
— Тебя выдала книга, — священник указал на злополучный томик так, словно ему предстояло стать уликой в суде. Энди огляделся. Толстяк привел его в маленькую комнатку, расположенную за часовней. Это было скромное обиталище, обстановка которого состояла из небольшого деревянного стола и двух простых стульев. На столе валялись бумаги и карты, поверх них лежали стопки книг. Единственным украшением, кроме пары подсвечников, служило распятие над столом. Комната, судя по всему, предназначалась не для приема гостей, а для спокойной, уединенной работы.
Священник с величественной непринужденностью уселся за стол. Он не предложил Энди последовать его примеру, да это было и к лучшему — вряд ли молодому человеку удалось бы согнуть колени. Сложив руки на груди, толстяк прижал к себе книгу. Он помолчал, разглядывая Энди. Постепенно его губы расплылись в отеческой улыбке: так улыбаются набедокурившему ребенку.
Поглаживая книгу, священник сказал:
— Благодаря ей я догадался, где ты прячешься. А одежда на полу лишь подтвердила мои подозрения.
Он задумался, и его лицо приобрело добродушно-насмешливое выражение.
— Зачем ты сунул книгу в узелок?
Энди осторожно прокашлялся.
— Отец не хотел, чтобы я привозил ее в Лондон.
Повисла пауза. Священник ждал дальнейших объяснений.
Энди неловко пошевелился. Доспехи скрипнули.
— Отец говорит, что я слишком много читаю. Вот я и спрятал книгу в дорожном сундуке. Узелок среди одежды незаметен.
— Ты собирался читать ее, облачившись в доспехи?
— Нет, — Энди покраснел, — на приеме было очень скучно, и я сбежал. Почитал немного, а потом решил осмотреть замок. Это, — он указал на доспехи, — вышло случайно.
Священник взглянул на книгу и нараспев прочел:
— «Эпоха рыцарей». Джеффри Бербер, — он по-мальчишески улыбнулся. — В детстве я читал эту книгу раз пятнадцать, — он вскинул глаза на Энди и, не выдержав, рассмеялся. — В твоем возрасте я бы тоже не упустил случая примерить доспехи.
Энди с видимым беспокойством следил за священником. А тот вновь взялся перелистывать томик, словно хотел что-то найти. Такого поворота событий юноша не ожидал. Этому человеку беспрекословно подчинялся Элкинс. Одного его слова было достаточно, чтобы усмирить подвыпившую толпу придворных. Молодой человек полагал, что на него обрушится праведный гнев. Однако перед ним сидел добродушный, улыбчивый человек.
Внезапно священник резко захлопнул книгу и быстро спросил:
— Кто твой любимый рыцарь?
— Любимый рыцарь?
— Ну да, любимый. Есть же он у тебя!
— Вообще-то, — пробормотал Энди под скрежет доспехов, — мне нравится сэр Гавэйн.
Священник насупился.
— Гавэйн? Не Ланселот? Нет воина отважнее Ланселота!
Энди вновь смутился. Он явно угодил пальцем в небо. Но юноша чувствовал себя неловко не только из-за своего ответа. Ему невыносимо хотелось сесть, сложить руки, сделать что угодно, лишь бы не стоять здесь, издавая противный скрежет. Теперь он понял, почему рыцарей всегда изображают в полный рост, — дело не в их добродетелях, просто они не могли согнуться.
— Ланселот доблестный воин, — примирительно сказал Энди и переложил шлем в другую руку. — На турнирах и в бою ему не было равных, но он не безупречен. Ланселот не смог обуздать свою страсть. Эта слабость погубила Круглый стол и короля Артура.
— Понимаю, — священник со смешанным выражением задумчивости и веселого удивления погладил свою остроконечную бородку. — А скажи-ка, Эндрю, ты когда-нибудь испытывал столь же сильное чувство к женщине, какое питал Ланселот к Гвиневре?
— Конечно! — воскликнул Энди.
Брови священника поползли вверх.
— Ну, может быть, не столь сильное. Но ведь на свете есть вещи поважнее женщин!
— Вот как? Звучит неплохо для того, кому… сколько? Семнадцать? Восемнадцать?