— Развлекаешься, государь, — скупо улыбаясь, спрашивает он, намекая на прошедшее только что заседание боярской думы.
— А вот нечего было царя будить, — отвечаю с самым невинным видом, — что нового то?
— Да ничего покуда, — пожимает плечами старший судья недавно созданного приказа Тайных дел. — Разве что, собирались недавно Лыковы, да Плещеевы и еще кое-кто, да толковали о семейных делах твоих.
Услышанное мне совсем не понравилось. Благоверная моя Катарина Карловна своим нежеланием менять веру подложила мне изрядную свинью. Теперь, у моих "верноподданных" появился лишний повод шушукаться по углам гадая не станет ли наследником царского престола неизвестно где выросший и непонятной веры царевич. То, что я собираюсь всех этих болтунов пережить, и посему их это не касается, бояре как-то в расчет не принимают.
— Ну и до чего договорились? — хмуро спрашиваю, против своей воли представляя, как старому Лыкову отрезают язык.
— Да, как тебе сказать, государь, — пожимает плечами Иван Никитич, — сказывали, что кабы ты с царицей Катериной развелся, да женился на православной девице, так у тебя и наследник бы законный появился. Которого бы вся Русь приняла от боярства и духовенства до черного люда.
— Эвон как, и невесту, мне, поди, уже подобрали? — поражаюсь я наглости заговорщиков.
— Не понял ты государь, — мотает головой Романов, — они считают, что это укрепило бы твою власть и хотят сего не допустить!
— Тьфу ты, пропасть, — в сердцах сплевываю я, — больно надо мне. Не собираюсь я с Катариной разводиться. Никуда она не денется, покочевряжится еще немного, да приедет с детьми. Мне Густав Адольф обещал, что вскоре увижу и ее и Карлушку и Женей.
Когда я говорю о своих детях, голос мой сам собой становится мечтательным. В последнее время, сам за собой нередко замечаю не слишком свойственное мне ранее чадолюбие. Маленькие дети вызывают у меня просто какое-то невероятное умиление, на что стали обращать внимание и мои приближенные. Но на сей раз мечты разбиваются о хмыканье сидящего в уголочке Пушкарева.
— Чего хмыкаешь, кровопивец? — оборачиваюсь я к нему.
— Гневаться не будешь, царь-батюшка? — расплывается Анисим в умильной улыбке.
— Не буду.
— Так ты, кормилец, это уже говорил о прошлом годе. Ой, и в позапрошлом так же. Да и до того…
— Спасибо тебе что напомнил, — хмурюсь я, понимая, что стрелецкий полуголова совершенно прав.
— Да не за что, государь, — сияет в ответ он.
— А ты что скажешь, окольничий? — ищу поддержки у Вельяминова.
— А чего тут толковать, — хмурится тот, — наказать их примерно, чтобы другим неповадно, да и дело с концом!
— Кого их?
— Дык, Лыкова и прочих…
— Подожди, Никита Иванович, — не унимается Анисим, — наказать дело не хитрое. Только думаю, что они правы.
— Чего?!!!
— Не гневайся государь, раз уж обещал, — кланяется Пушкарев, — а только государыня видать к нам не поедет. Ну, а раз такое дело, то куда деваться? У государей в Европах так заведено, что можно и развестись, коли нужда есть. Ну, а раз можно, то и разведись! А женишься на православной, так и будет у нас православный царевич, глядишь еще и не один.
Первое побуждение, дать оборзевшему на моей службе стрельцу в морду, но нельзя. Казнить приказать можно, а своими ручками нельзя, как бы ни хотелось. Не царское это дело. К тому же замечаю, что у Романова на лице застыло странное выражение.
— Ты что-то сказать хочешь, Иван Никитич?
Боярин ненадолго задумывается, шевелит губами, а потом, вздохнув, выдает:
— Не гневайся государь, а только Аниська прав. Оно конечно не его холопского ума дело про царскую семью толковать, а все же будь у тебя православная жена, да еще хорошего и главное многочисленного рода, куда как спокойнее было бы.
— Да уж хорошо спокойствие! Тут с Польшей никак не замиримся, а ты предлагаешь с шведским королем разругаться. То-то будет спокойствие и благолепие. Прямо как на погосте!
— А королю Густаву на что гневаться? Он сам царицу Екатерину Карловну обещался к тебе прислать, да все никак не пришлет. Так что пусть не взыщет. Хотя…
— Что значит, "хотя"?
— Государь, не прогневайся на холопа своего, если что-то неподобное скажет по скудоумию…
— Иван Никитич, не тяни кота за хвост! Говори что надумал.