17–20 ноября. Из Москвы в Петербург. В собственном экипаже, на перекладных. По просьбе Нащокина берет с собою Льва Нарского, младшего брата невесты друга.
1834
17–20 августа. Из Петербурга в Москву. На перекладных. Пушкин приезжает в Москву, на несколько часов останавливается в доме Гончаровых на Никитской и едет к жене на Полотняный Завод.
11–14 октября. Из Москвы в Петербург. На «перекладных». Приезжает к семье, в дом Баташева на Французской набережной.
1836
29 апреля—2 мая. Из Петербурга в Москву с остановкой в Твери (с 1 на 2 мая Пушкин ночует в тверской гостинице). На «перекладных». Гостит у Нащокина, в доме в Воротниковском переулке.
20–23 мая. Из Москвы в Петербург. На перекладных. На прощанье Павел Войнович дарит другу кольцо с бирюзой – талисман от насильственной смерти.
Путешествие в Петербург – последнее в страннической жизни Пушкина.
Экипажи, ямщики, дороги
«Я ехал к вам»
Стучали колеса повозок, скрипели полозья саней, полнились ветром паруса – 35 тысяч верст и сотни морских миль, почти окружность земного шара! – преодолел за свою жизнь странник-поэт: проехал, прошел, проплыл… И большую часть того долгого пути – в экипажах, названия коих остались лишь на страницах старых энциклопедий да ещё в стихах.
«В своей коляске выписной»
Коляска – «повозка о четырех колёсах с крышкою. Коляска на ремнях, на пружинах. Покоевая, двухместная коляска».
«Катясь по гладкому шоссе, в спокойном экипаже, не заботясь ни о его прочности, ни о прогонах, ни о лошадях, я вспомнил о последнем своем путешествии в Петербург, по старой дороге.
Кузнецкий мост зимой
Не решившись скакать на перекладных, я купил тогда дешевую коляску и с одним слугою отправился в путь», – так начинает Пушкин свое «Путешествие из Москвы в Петербург».
Поэт хоть и путешествовал подчас в дешевых колясках, но своего Онегина мыслил отправить по дорогам Крыма и Кавказа с комфортом, – в лучшем по тем временам «выписном» экипаже, с клеймом венского каретных дел мастера:
Но переменчивою волей автора Евгений Онегин «усажен» был в самую обычную коляску. И
Изящная венская коляска, «изделье легкое Европы», не для горных дорог. Пушкин смог убедиться в том лично, в путешествии в Арзрум: «На другой день. услышали мы шум, крики и увидели зрелище необыкновенное: 18 пар тощих, малорослых волов, понуждаемых толпою полунагих осетинцев, насилу тащили легкую венскую коляску приятеля моего О***. Это зрелище тотчас рассеяло все мои сомнения. Я решился отправить мою тяжелую петербургскую коляску обратно во Владикавказ и ехать верхом до Тифлиса».
«Летит кибитка удалая»
Кибитка – «крытая повозка». На легкие дуги из дерева натягивался верх из парусины либо кожи.
Кибитка выигрывала перед коляской, каретой и возком в легкости и маневренности, потому-то Пушкин и отдавал ей предпочтение в дальних поездках.
Да и рифмуется она с самым что ни на есть прозаическим понятием:
«…Поутру подвезена была к крыльцу дорожная кибитка; уложили в нее чемодан, погребец с чайным прибором и узлы с булками и пирогами, последними знаками домашнего баловства», – так снарядили в дорогу Петрушу Гринева.
Пушкин подсмеивался над иностранцами, писавшими о незнаемой ими России. Даже над любимым Байроном: его герой едет русской зимой «в Петербург в кибитке, беспокойной повозке без рессор, по дурной, каменистой дороге». И справедливо пенял шотландцу: «Зимняя кибитка не беспокойна, а зимняя дорога не камениста».
Самым удобным и надежным экипажем в морозную пору считались сани с кибиткой. Знакомые со школы, заученные наизусть пушкинские строки:
«Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. <…> Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на плавание судна по бурному морю».