16 (28) июня Наполеон въезжал в Вильно.
«Эти события сильно отразились на нашем детстве, — вспоминал впоследствии Пущин. — Началось с того, что мы провожали все гвардейские полки, потому что они проходили мимо самого лицея» Большая дорога из Петербурга на юг пересекала Царское Село. «Нас особенно поражал вид тогдашней дружины с крестами на шапках и иррегулярных казачьих полков с бородами», рассказывает другой лицеист — Корф.
Сведения о ходе военных действий, так называемые реляции, читал лицеистам в конференц-зале профессор Кошанский. В первых же сообщениях назывались имена французских маршалов Нея, Даву, Удино, Макдональда. В последующих рескриптах и реляциях начинают упоминаться фамилии Витгенштейна, Багратиона, Платова, Кульнева, Раевского, Милорадовича, Барклая-де-Толли, а с начала августа и Кутузова. Руководители кампании определились с обеих сторон.
Лицеистов волновали не только вести о сражениях, но и менее заметные драмы военного времени, как вынужденный уход Барклая с поста главнокомандующего и замена его накануне первого решительного сражения известным любимцем Суворова — М. И. Кутузовым. Эта смена полководцев в самом разгаре борьбы взволновала вместе со всем русским обществом и воспитанников лицея. Впоследствии Пушкин писал о той исторической минуте, когда Барклай принужден был уступить начальство над войсками: «Его отступление, которое ныне является ясным и необходимым действием, казалось вовсе не таковым: не только роптал народ, ожесточенный и негодующий, но даже опытные воины горько упрекали его и почти в глаза называли изменником. Барклай, не внушающий доверенности войску, ему подвластному, окруженный враждою, язвимый злоречием, но убежденный в самом себе, молча идущий к сокровенной цели и уступающий власть, не успев оправдать себя перед глазами России, останется навсегда в истории высоко-поэтическим лицом».
Интерес к этому событию в среде лицеистов мог углубиться и тем случайным обстоятельством, что Барклай-де-Толли был родственником Кюхельбекера. В конце августа мать Кюхельбекера написала сыну письмо, в котором, ссылаясь на факт дальнейшего пребывания Барклая в армии, опровергала порочащие его слухи.
Новый главнокомандующий дал кровопролитнейшее сражение под Бородиным, но легендарный героизм русских войск все же не отвратил дальнейшего отхода армии от Москвы. «Не могу не вспомнить горячих слез, которые мы проливали над Бородинскою битвой, признанную тогда победой, но в которой мы инстинктивно видели другое, и над падением Москвы», сообщает в своих воспоминаниях Корф. Как только до лицеистов дошло это известие, Дельвиг написал свою «Русскую песню», выражавшую патриотическое негодование всей лицейской молодежи. Пушкин через два года даст ретроспективный очерк событий в стиле классической оды й значительно позже изобразит сложные перебои патриотических переживаний 1812 года в «Рославлеве»: героиня повести в начале войны «не постигла мысли тогдашнего времени, столь великой, в своем ужасе — мысли, которой смелое исполнение спасло Россию и освободило Европу».
По мере развития хода событий обрисовывались личности русских полководцев 1812 года, тесно связанные с крупнейшими боевыми эпизодами и незабываемыми актами мужества. Так, 11 июля генерал Раевский, в разгаре упорного боя с маршалом Даву за подступы к Могилеву, взял за руки двух своих сыновей-подростков и пошел с ними на неприступную батарею при Салтановке, закричав войскам: «Вперед, ребята!.. Я и дети мои укажем вам дорогу». Войска бросились за ним, и батарея была взята. Сам Раевский впоследствии отрицал этот случай, но легенда сообщила ему чрезвычайную популярность[9].
Не менее сильное впечатление производило имя Витгенштейна. Пока главные армии, выполняя план оборонительной войны, отходили в глубь страны, первый корпус, прикрывавший пути на Петербург, нанес ряд поражений таким полководцам, как маршал Удино и Макдональд. Лицеи, который ввиду опасности, грозившей Петербургу уже готовился к переезду в Або, остался в Царском Селе. Витгенштейна стали называть «защитником Петрова града»; его имя получило особую популярность среди лицеистов. Именно о нем вспоминают в «Русской песне» Дельвиг, а позднее Пушкин в стихотворении «К другу стихотворцу».
Могло запомниться также имя участника Суворовского похода в Италию генерала Милорадовича, который пригрозил французскому командованию сжечь Москву, если не будет заключено перемирие на 24 часа для вывоза обоза и оставшейся артиллерии. А через месяц тот же Милорадович заявлял начальнику французского авангарда Мюрату, что в России война с французами разрослась в народную войну.
9
Достоверность ее была подтверждена дочерью Н. Н. Раевского М. Н. Волконской и А. С. Пушкиным (в Некрологии ген. Раевского»).