Как он везде все успевает?
- Ну так веди!
- Дай стопочку допить! Чтоб сходили удачно!
Хитрая сволочь! Небрежно даю ему стопку, и он тут же проглатывает ее, не морщась.
Я беру большую бутылку минералки без газа и прячу ее в термопакет.
Мы выходим из Нахаловки. Проходим поле, углубляемся в джунгли. Когда Пушок вываливает язык из пасти, я даю ему пить из бутылки. Пью сам.
- Перчик, дай и мне!
- Ты мне еще за текилу должен! – я прячу бутылку.
Мне не жалко, мне стремно. После Чик-Чика приложиться к бутылке – равносильно приложится ко всем членам Нахаловки. Два раза. Мне не стремно пить после собаки, но стремно пить после ребенка. Как мы дошли до жизни такой? Где свернули не туда? Успеем ли исправиться?
Чик-Чик подскакивает, ломает палку и бьет ею что-то в кустах. Наклоняется и за хвост поднимает оглушенную змею. Завязывает горловину футболки в узел и в созданный таким образом мешок сует змею.
- Клас-с-с-с! Будет ужин на славу!
Мы с Пушком смотрим на него с интересом. Он, довольный, закуривает сигарету.
- Ты любишь змей, Перчик?
- Нет.
- Так ты их не пробовал!
- Не пробовал. Я черепах пробовал.
- Зря! Если змею правильно приготовить – язык проглотишь!
Я молчу. Жду, пока он докурит.
- Перчик, а давай... я тебе сделаю по дешевке... а?
Меня передергивает: в этой чаще, на жаре, в окружении всяких сикарашек…
- Мне деньги нужны на вечер, ну давай, а? Все, что хочешь, со скидкой!
Тут же Пушок хватает его за лодыжку.
- Ай! Чертова псина! До крови прокусил! Он чего? Больной? Че я сделал-то?
Я усмехаюсь:
- Он шлюх не любит!
- Да я ему щас!
- Не трогай собаку! – вскрикиваю я.
Лачуга бабули выглядит убого даже для халуп Нахаловки. Это просто три листа железа, образующие три стены. Сверху еще один лист – это крыша. Четвертой стены, как и двери, нет. Заместо нее натянуто обычное одеяло. На фоне всего этого – новехонький, довольно дорогой генератор на солнечных батареях смотрится крайне неестественно. Генератор работает, гудит насос. Шланг закинут на крышу и постоянно обливает всю конструкцию холодной водой – вот и все кондиционирование.
Рядом с этим сооружением небольшое болотце непередаваемо кислотно-зеленого цвета.
Бабуля появляется неожиданно. Это довольно высокая седая патлатая бабка, совсем беззубая. Не успев появиться, она тут же лупит Чик-Чика палкой по тощей спине.
- Паскудник! Приперся! Я же тебе говорила! Пока жопой торгуешь – не приходи ко мне!
- А кто кормить меня будет?!!
- Устройся на нормальную работу!
- Это нормальная работа!
- Не нормальная! Не нормальная! Не нормальная! – каждое восклицание она подкрепляет ударом.
- Старая карга! – кричит он, отбежав на безопасное расстояние.
- Всевышний сократит твои дни за такие слова!
Она как-то хитро складывает пальцы на правой руке, целует их и поднимает руку к небу. Как в знак клятвы, наверное.
- Бабуль, я...
Она оборачивается ко мне, и я тут же пребольно получаю палкой по плечу.
- Развратник! Извращенец!
Я стою, опустив голову.
- Не мерзко самому-то? Ты же здоровый красивый парень, молодой, сильный, умный, что же ты делаешь?
- А что я?..
- А ты не дерзи мне, не дерзи! Почему семью не заведешь? Девушку не найдешь? Почему? Все вы наркоманы, алкоголики! Извращенцы! Только о себе думаешь!!! Зачем тебе дети, зачем семья? Тебе только кайфовать, развратничать! У-у-у-у!
- Моя вина, грешен! – я сам удивляюсь своим словам.
Бабка тут же смягчается. Мой покорный вид действует на нее успокаивающе.
- Иди сюды!
Она берет Пушка на руки, заглядывает ему в глаза, он все отворачивает мордочку. Косится на меня жалостливыми глазами. Бабка оставляет его в покое, закуривает.
- Сделали ему. Одна вертихвостка, сучка, – она сплевывает. – Живет вон там, в пещере. Вон, видишь гору?
Костлявым пальцем она тычет на каменный клык горы, возвышающийся над изумрудным морем чащи.
- В пещере? – удивляюсь я.
- Как дикий зверь! Нелюдь поганый, прячется от людей!
- Она упырь?
- Чего ты? Ну да... упырь.
- Разве такие бывают?
- Всякие бывают!
Я молчу, не знаю, что сказать. Почему-то беру Пушка на руки.
- Ну! Чё встал? Хочешь, чтобы я сама пошла и за тебя разбиралась?
- Нет, я просто... А вы сами не можете снять?
- “Сами не можете!” – мерзко передразнивает бабка.
Я уже развернулся, чтоб уйти, но остановился, повернулся и спросил.
- А... извините, а почему он... ну, когда собака...
- Сучка? А сам-то как думаешь?
- Я... не... я...
- Сущность у него такая. Душа... В душе он девка! В душе он щенок и девка!
- А-а-а-а-а... Бабуль, а я?
- А ты, кем бы ты был?.. в кого бы ты превращался, ты это хочешь спросить?
- Угу...
- А ты... – она смерила меня презрительным взглядом. – В кота! В наглого, ленивого, обжористого котищу!
- Хорошо хоть не в петуха! – усмехнулся я.
Пушок спрыгнул на землю, и мы спешно зашагали прочь от этой дикой бабули. И глядя на гору, я все думал – правду ли сказала бабка или просто подколола меня с моим бывшим кланом?
====== Глава 6 ======
Я стоял, тяжело дыша. Все чувствовал, как сердце бьется. Все оборачивался назад.
Солнце только рухнуло за горизонт, и тут же ночь хлынула с земли, вздыбилась и затопила всю вселенную.
Пушка рвало. Бурно, тяжко. Он отлеживался на спине, положив голову повыше на камень, затем внезапно переворачивался, вставал на четвереньки и рыгал.
Я не мог на это смотреть, у меня не было даже воды, и я прошел вглубь пещеры.
Пещера оказалась большой, овальной. Напоминала пасть сома или какой-то еще рыбы... забыл, как называется.
Сонная тишина обволакивала все вокруг. Пушок остался лежать у входа, а я прошел вглубь, чтоб осмотреться.
Пещера оказалась неглубокой. Я прошел совсем немного, заметив что-то по левую руку. Сначала мне показалось, что это камень или... ну там... выступ... Но подойдя поближе, я увидел, что это дом.
Вполне обычный, нормальный, одноэтажный дом. В Нахаловке таких не было, а у граждан они стояли на каждом шагу. В таких жили небольшие семьи среднего класса.
Я долго стучался в тоненькую дверь. Ноль движения внутри. Потом я заметил, что не заперто. Покашляв, потоптавшись, сказав какие-то дурацкие слова, я прошел внутрь. Сразу зажегся свет во всех комнатах, заиграла музыка. Громкая, дикая, визгливая, дурная, подростковая.
Невысокий потолок, светлые тона. По правую руку был зал: мягкая мебель, журнальный столик, стена-телек. По левую руку, через арку, находилась кухня-столовая. Гигантский холодильник, микроволновка, дорогой набор специй.
За этими комнатами было еще три. Одна из них точно была спальней. Огромная кровать и дорогущее постельное белье черного цвета.
Две другие были завалены хламом. И даже не хламом, а шмотками. Везде были пакеты из бутиков, бесконечные пирамиды коробок с обувью, ремни, очки, флаконы духов.
Мне послышалось что-то, и я вышел из дому. Снаружи все было тихо. Я подошел к Пушку, присел на корточки, погладил по голове.
- Ну! Как ты? – сочувственно ему улыбнулся.
- Да вроде отпустило... – прошептал он со страдальческой улыбкой на побелевших губах.
- Как это мило!
Я поднялся, шагнул вперед, прикрывая собой Пушка.
Прямо перед нами стояла девушка. Я дал бы ей лет шестнадцать, может меньше. Среднего роста, худая, даже костлявая. Темно-рыжие длинные прямые волосы ниже плеч. Какая-то не по размеру футболка, огромная настолько, что у нее из ворота было оголено правое плечо. Светлые, все изорванные джинсы, с огромными дырами на коленках.
Девушка с наглым интересом рассматривала нас. Пушок поднялся.
- Ах, это ты! Приветик! – вскрикнула она, увидев Пушка. – Пришел? А я как чувствовала, что ты придешь!
- Ему плохо, он очень страдает, мы пришли... – начал я.
- Афигеть!!! Так вы... вместе? Вы... – она сделала такое движение, как будто наматывала на руки веревку. – Любовнички! Класс! Это круто! Я люблю таких мальчиков!