- Зачем?
- Что – зачем?
- Сколько времени?
Я спустил ноги, огляделся.
- Не знаю, ночь в самом разгаре, – почему-то улыбнулся он.
- И ты превратился, и уже несколько часов сидишь и смотришь на меня?
Он покраснел.
- И не разбудил? Почему не разбудил?
- Ты так крепко спал.
Я все трогаю его: плечи, шею.
- Меня сейчас вырвет, – почему-то говорю я.
Встаю, шлепаю босыми ногами в ванную комнату. Срываю с себя проклятую одежу, расшвыриваю ее по всей комнате. Захожу под душ.
“Холодная вода” даже на максимуме – разве что не горячая.
- Иди сюда! – слышу я свой голос.
Он заходит, подбирает мои вещи, аккуратно складывает их. Я затягиваю его к себе под струи воды. Начинаю целовать, обнимать. Пью воду, стекающую по его лицу. Блин! В Нахаловке водопроводную воду лучше не пить!
Отталкиваю его, шлепаю назад в комнату, оставляя за собой лужицы. Падаю на кровать.
- Свет дали?
- Да, давно.
- Ну так врубай кондер! Чумалет!
Кондер старый, огромный; пожелтевшая, местами почерневшая пластмасса. Включенный на максимум, он начинает гудеть и вибрировать так, будто собирается взлетать.
- Ты не простынешь? – переживает он.
- Не твое дело, скотина!
Я тяну его за руку, притягиваю к себе. И вдруг начинаю плакать. Дергаюсь, плачу. Когда я плакал в последний раз? Сжимаю его руки до синяков.
Хныкалка. Рёва-карёва.
А потом начинается... Целую его, ощущаю странный микс из его слюны и моих слез. Его кожа терпкая после душа. Засовываю ему палец в рот, когда он увлажняет его, ввожу ему в зад. Он ахает, выгибается.
У меня встает, и я ставлю его на четвереньки.
- Ты только не быстро, не быстро... ладно? – шепчет он с закрытыми глазами.
Я вхожу, начинаю двигаться. Ничего не соображаю.
- Ну не быстро же! Ты как будто хочешь меня задолбить, порвать!
От этих слов мне полностью сносит крышу.
- Хочу!
Я начинаю двигаться еще быстрее.
- Больно! – вскрикивает он и слазит с меня, переворачивается на спину, отползает к стене.
Я вроде прихожу в чувство.
- Да... я... ты прав... иди сюда.
- Не пойду! – он упирается мне ступней в грудь. – Тебе хоть говори – хоть нет!
- Извини. Ладно. Будешь двигаться сам.
Он опять встает на четвереньки.
- Убавь кондер, холодно!
Член стоит, и мне сейчас не до кондера.
- Слушаюсь, ваше высочество!
Я встаю, убавляю кондер, возвращаюсь в кровать.
Он начинает сам. Медленно насаживает себя, тихо двигается. Медленно... сонно... Дышит, стонет, облизывает губы.
Нет! Так я не кончу! Мне нужен мой ритм, моя скорость.
- Ну больно же!
- Не больно, не больно!
- Больно! У тебя большой!
- Не больно! У меня маленький!
- Большой!
- Маленький! Маленький! Маленький! Миленький!
Я кончаю и падаю на кровать.
Блин! Я же не пшикался! Волна страха накатывает на меня. Бросаюсь к тумбочке, хватаю приборчик и ручку-прокалыватель.
- Я здоровый! – уверяет он, глядя на прибор.
- Расскажешь это Пузырю, когда будешь наниматься в шлюхи!
- Я не шлюха!
- Шлюха! Еще какая! Дай сюда руку!
Хватаю его за запястье, завожу пружину на максимум и щелкаю ему в палец.
- Ай! Ну почему ты постоянно мучаешь меня?!!
- Потому что ты охренительный!
Я улыбаюсь и зачем-то слизываю первую каплю крови. Вторую капаю в прибор. Пока на экранчике вертятся песочные часы, вся моя жизнь проносится у меня перед глазами.
На экране появляются нули.
Ф-у-у-у-ух! Обычно Нахаловка таких косяков не прощает.
- А теперь – ты! – он берет меня за руку. – Может ты сам – инфекционный?!
Он кусает меня за палец.
- Ай! Озверел?!!
- Ага!
С прокусанного пальца щедро идет кровь. Убедившись, что и я тоже чист, он по-дурацки бинтует мне палец.
Я лежу на кровати, смотрю в потолок, наслаждаюсь потоком холодного воздуха. Он смотрит на меня, изучает мое лицо, что-то шепчет.
- Ты такой странный! Почему ты такой? Почему у тебя все разное?
- Что – разное? – улыбаюсь я.
- У тебя черные волосы, – он проводит ладонью по моим волосам. – Голубые глаза, – приглаживает пальцами брови. – Белая кожа, – облизывает мне щеку. – И рыжая борода, – он скребет мне щетину на подбородоке.
- Тебе нравится?
Он краснеет.
- Ты ведь не нахаловский? – он заглядывает мне в глаза.
Он единственный человек на земле, который делает это так, что меня не раздражает.
- А ты?
- Я с Нахаловки.
- Не похож.
- Я долгое время жил в гражданской зоне. Это под небоскребами...
- Я знаю, где гражданская зона. Ты лучше скажи, нафига ты в собаку превращаешься?
Его лицо темнеет, он опускает голову мне на грудь и долго думает.
- У меня была рабочая виза в гражданский сектор. Я работал официантом в “Стейк Люкс”. Как-то раз там появилась девушка. Странная какая-то, накуренная, что ли? Сделала заказ, я ей приношу, все хорошо. А она чихнула и смотрит на меня, и спрашивает, а почему вы не сказали мне “Будьте здоровы”? А я растерялся как-то. И она смотрит на меня так, смотрит – у меня весь мир кругом в голове пошел. И в груди стало так неприятно, так холодно как-то, сухо, так... даже не знаю... и я сознание потерял. А когда очнулся... то уже пес.
- Сука.
- Что?
- Ты – сука.
Он подскочил, заехал мне коленом в пах, схватил свои вещи и бросился к двери.
- Пусти! – он рвал дверь на себя, хотя она открывалась в другую сторону. – Пусти, говорю!
- Успокойся! – я усмехнулся.
- За что ты меня оскорбил? За что? Почему ты постоянно меня мучаешь?!! – он толкнул меня в грудь.
- Я тебя не оскорбляю и не мучаю, успокойся!
- Пусти, говорю!
Я схватил его и швырнул на кровать. Пока он барахтался, я залез на него и скрутил ему руки.
- Ты знаешь, как это больно?!! Как больно превращаться? Знаешь? – пыхтел он подо мной.
- Не знаю. А ты знаешь, что ты превращаешься в суку, а не в кобеля? Ты что, плачешь?
- Пошел ты! Сам ты – сука!
- Серьезно! Когда у тебя появляется хвост, у тебя пропадает писюн!
- Слезь, говорю! – он все брыкался, стараясь сбросить меня.
Я посильнее скрутил ему руки. Меня это возбуждало. Он покраснел, запыхался, слезы стояли в глазах.
- Ты хоть что-нибудь помнишь из своей “собачьей жизни”?
- Слезь! Тяжелый!
Я подушкой вытер ему лицо и лег рядом. Он двинул этой подушкой мне по башке и сам запрыгнул на меня. Попытался скрутить мне руки, но я без особого труда сопротивлялся, силенок у него было маловато.
Он умаялся и лег на меня.
- Я плохо помню... все какими-то вспышками.
- Меня помнишь?
- Тебя помню.
- И сколько эта фигня у тебя продолжается?
Он призадумался.
- До тебя трое суток, и с тобой уже... двое. Я еще одну неделю не выдержу. На рассвете и на закате, и каждый раз такая боль в сердце, что вот кажется – сейчас точно умру.
Я лежал и задумчиво гладил его по голове.
- И какой у тебя план?
- Найти эту девку.
- Я постараюсь выбить документы в гражданскую зону... но не знаю, сколько времени это займет.
- Не надо, она здесь, в Нахаловке. Ну... по крайней мере, была, я ее видел.
- Уже легче. А с мохнатым ты зачем сидел?
- Каким мохнатым?
- Которому я в ухо дал.
- А... с этим. А за что ты его?
- А чё он с тобой сидит? Кто это вообще?
- Охотник. Бывший.
- Нахера он тебе?
- Найти эту девку, она упырь.
- Упыри так не умеют. Они меняют только свой облик.
- Она упырь! Говорю тебе! – подскочил он и взял мое лицо в ладони.
- Ну упырь – так упырь. Тебе виднее.
Он как-то вопросительно смотрел на меня.
- Чего надо?
- Я есть хочу, – смутился он.
- Я, кстати, тоже. Схожу на кухню...
- Я с тобой!
- Ну пошли! – усмехнулся я.
Футболку свою я сразу нашел, но ни трусов, ни штанов видно не было.
Я стал открывать дверь.
- Ты пойдешь так? В одной майке? Без трусов?