У железного столика у стены стояла медсестра и перебирала коробки с таблетками. Наверное, она услышала мой стон и подошла. Из-за темноты я плохо видел ее лицо. Это было странно, за окнами был день, хоть и дождливый, но день, а тут сплошная темень.
Медсестра худая, с тонкими белыми волосами, сочувственно оглядела меня и села рядом.
- Вас нашли на площади. Сразу после бомбежки. Говорят, с вами были еще военные, но они ушли. Вы стояли все вместе, а от взрыва пострадали только вы. Наверное, они подумали, что вы мертвы, и бросили вас.
Я молчал. В ушах звенело все сильнее, тяжелее, страшнее... Воздух совсем не проникал в легкие.
- Кто были эти люди? Почему они вас бросили?
Я хотел ответить, что это не люди, но губы спеклись, и голова вся была в бинтах, и уже не было сил двигать челюстью и издавать звуки.
Удушье приближалось, и вместе с ним страх. Я посмотрел на аппарат поддержания жизни, который стоял у моей кровати, но медсестра покачала головой.
- Он не работает. Эти сволочи сбрасывают электромагнитные бомбы, от которых сгорает вся электроника. Ваш аппарат тоже сгорел.
От удушья у меня все рябило в глазах. Она должна была сделать мне хоть что-то! Хоть как-то помочь! Единственной рукой я сжал ее кисть так сильно, как только мог, чтобы показать, что я серьезно. Я хотел сделать ей больно, чтобы она поняла, что я умираю.
- Я не могу вам помочь, – глаза ее стали влажными от слез. – Не могу ничего сделать. Нет электричества, нет работающих аппаратов, ничего нет. Они все разбомбили.
Я хрипел, впиваясь пальцами в ее руку. Мир стал отступать от меня. И в этот же миг что-то внутри содрогнулось. Я догадывался, что это значит, но не мог поверить.
Со всех сторон меня душила непроглядная тьма.
- Дай мне! – закричало что-то внутри меня. – Дай мне! – и все дрожало и горело в черном хаосе тьмы. – Дай... мне! Мне... – но все уже было кончено.
Я хотел закричать, но мне уже нечем было кричать. Тьма вливалась, заполняя всего меня, и я уже не мог вздохнуть.
И когда я обрушился в бездну, в самый последний миг я успел выкрикнуть:
- Прости меня!
Я вложил в этот крик все, что у меня было. И в следующий миг тьма отхлынула, свет ослепил меня, и я сделал первый полный вдох.
Невероятная тишина укутала меня, поглотила и растворила без остатка. И не было ничего в моей жизни прекраснее и легче этой тишины.
Не сразу я ощутил, что удушье отступило – так молниеносно это случилось. Просто в какой-то момент я понял, что дышу свободно и смотрю на снег. Смотрю на то, как мои босые ноги стоят на снегу. Никогда раньше я такого не делал и сейчас раскаивался, потому что это было очень приятно и совсем не холодно.
Я сжал пальцы ног и понял, что это не снег, а такой белоснежный песок. Я наклонился, чтобы попробовать его на ощупь, но пальцы мои ушли в воду. Это было так неожиданно, что я замер нагнувшись, но это была вода – без всяких сомнений. Я стоял по колено в воде. Теплой и стеклянно-прозрачной.
Выпрямившись, я посмотрел вперед – на горизонт, где из неба появлялось море, или где из моря выходили облака, определить это было не так-то легко. На самом горизонте море было почти черное. И чем ближе к берегу, тем светлее оно становилось. Я различал только самые грубые, явные оттенки: темно-синий, синий, голубой, лазурный. И прямо у самого берега – мой бесцветно-прозрачный.
Солнце уже поднималось, а на горизонте повисла грозовая туча. В ее черных разбухших недрах зловеще сверкали бесшумные золотые молнии. И глядя на этот уходящий шторм, я попытался вспомнить что-то. Тень прошлого скользнула у меня по сердцу, и я хотел ухватиться за нее, но она прошла сквозь меня и исчезла.
Это был словно сон. Когда ты видишь его – ты его помнишь, но стоит тебе проснуться, как он тут же ускользает от тебя. Я чувствовал, что еще совсем недавно помнил, на какую тему были эти мысли, но сейчас уже голова моя была пуста. И чем больше я пытался вспомнить, тем быстрее и дальше убегала от меня эта темная мысль.
Солнце поднялось еще выше, и гроза утонула совсем.
Я развернулся и увидел остров. Тонкую полоску белоснежного, как мел, песка и изумрудные заросли. Среди пальм виднелись жилые домики, крыши, какие-то хозяйственные постройки. Это была даже не деревня, а просто большой двор работящего хозяина.
Я зачерпнул пригоршню воды и попробовал ее на вкус. Вода была теплой, как человеческая кожа, и поэтому почти неощутимой и слабосоленой на вкус.
Я не спеша пошел вперед, вышел из воды и пересек пепельно-белый пляж.
Николенька спал тут же – на обычной циновке под пальмой, на левом боку. Он сильно загорел, стал бронзовым, почти шоколадным. А вот копна волос его наоборот выгорела на солнце и стала не золотой, как раньше, а светлой, как солома.
Я опустился на колени и сел на пятки. Солнечные утренние блики играли и скользили по нему, но не могли разбудить. Несколько крупинок песка пристали к его белой подошве. Еще немного песка залезло и по краям циновки.
Я сидел и смотрел, как он спит, приоткрыв рот, посапывая облупившимся носом. Как редко и спокойно поднимается и опускается его грудная клетка.
- Он так тебя ждал, так ждал – и не дождался.
Лисёнок подсел бесшумно. Он почти не загорел, и только сейчас я окончательно убедился, что волосы его все же темно-каштановые, а не черные.
- Мы все тебя ждали, а он особенно.
Я улыбнулся, а Лис продолжал шептать, глядя на него:
- Он был уверен, что ты появишься вчера и именно на этом пляже, и целый день тут сидел, никуда не уходил, все ждал. Ждал и не дождался.
Я посмотрел на Лисёнка и улыбнулся.
- Тут... это его пляж. Пляж Николя. Там подводные камни, обросшие ракушками, и рыбы там много, и он каждый день там плавает, ныряет. И вчера наловил тебе кучу ракушек, а ты так и не пришел.
Среди томно изогнутых пальм и густой растительности я увидел двор. Стол и печь под открытым небом.
Лия в воздушной пляжной тунике сочного апельсинового цвета и шлепанцах пронесла тарелку с только что вымытыми фруктами всех цветов радуги.
- Лия тоже готовится, – вместе со мной глядя на нее, все так же шептал Лисёнок. – Будет большой праздник, и каждый готовит свой подарок. Вот Николя готовит ракушки и всякие подводные красивые штуки. А она собирает стол, украшает.
- Зачем? – не понял я.
- Как зачем? Для тебя?
- Для меня? – усмехнулся я.
- Ну да. Ты вернулся, это большая радость, большой праздник. Вечером, как солнце сядет, мы разведем большой костер и накроем столы, и каждый будет дарить тебе подарки. Каждый готовит тебе что-то необычное. А я до вечера не дотерплю, я покажу тебе свой подарок прямо сейчас! Пойдем! – Он встал и потянул меня за руку. – Пойдем, пока она не увидела тебя, пока Николя не проснулся, пока мы только вдвоем. Пошли!
Я поднялся и опять уставился на море.
- Что это за место? – глядя на лазурную пучину, спросил я.
Лисёнок пожал плечами:
- Я называю это место Покой.
Я огляделся. Да, верно, тут было очень покойно.
- Но где это?
Лисёнок задумался:
- Я думаю... по ту сторону звезд. Где еще это может быть?
- А вы сколько уже тут?
- Я не знаю. Никогда не задумывался. Тут нет ни часов, ни календарей. Пойдем! – и он потянул меня за руку.
Я смотрел на горизонт.
- Я видел грозовую тучу и почти что-то вспомнил. Что-то старое. Из старой жизни. Я был где-то... где-то в тяжелом месте. Может быть, болел или... совсем не могу вспомнить.
- ... я это место давно заприметил, – рассказывал свое Лисёнок. – Там особый пляж, его скала прикрывает, и там еще такая пальма. Тебе очень понравится. Ты оценишь!
- Куда ты меня ведешь? – усмехнулся я.
- Ну... на пляж!
- Так мы уже на пляже!
- Нет. Это не то! Я хочу тебе показать другое место. Я его нашел и хранил для тебя! Я хочу тебе его показать! Пошли!
- Пошли, – улыбнулся я.
И мы пошли на пляж.