— Конечно, — сказал я. — У нас тогда свои девчонки были. Студентки. Я, например, на такую мелкоту и не смотрел.
— Я тоже не смотрел, — сказал он. — Но тут белый танец. Пригласила. Ну, ладно. Такие глаза, страшное дело. Я даже как-то слегка поехал. Потом пошли покурить. Спустились с террасы. «Пойдем к Волге, на скамеечке посидим?» Ну, пойдем. Тут же меня под руку. Потом обниматься полезла. Дальше все сама пытается. Я говорю: «Ты что, с ума сошла, ты же маленькая еще. Сколько тебе?» «Неважно». «Ничего себе! — говорю. — Я так судье и скажу, что неважно, да? А мне еще институт заканчивать». Она заплакала, горько так, слезы прямо текут. Я ее, конечно, обнял, по головке погладил, типа вот вырастешь большая, все у тебя будет, настоящая любовь будет, муж и дети… А она рыдает.
— Отчего же?
— Влюбилась, наверное, по самые уши, бедная девочка, — вздохнул он вроде бы сочувственно, а на самом деле самодовольно.
Я сказал:
— Ну, что ж. Бывает. И вот такая встреча через… через сколько? Считай, через тридцать лет. Исполнение желаний. Новый год!
— Погоди, — сказал он.
И стал рассказывать:
— Была еще одна ужасная история. Мы снова встретились лет через десять. Ей уже двадцать пять или около того. Мне, соответственно, тридцать два. Редакция, я принес туда статью. Начало девяностых, весь народ еще на машинке печатал. А у меня уже два года свой компьютер был. «Эй-Ти», помнишь такие? И дискеты пятидюймовые. Вот я вынимаю дискету из портфеля, весь такой важный и гордый, очень современный — и протягиваю девушке-редактору. Смотрю на нее — господи, она! И у нее опять в глазах слезы. «Узнаете?» — говорит. Еще бы. Я ее все время помнил. Очень милая девочка была. Вроде не красавица, а именно что милая до бесконечности. Вспоминал. И все время жалко было, что тогда струсил. Я уже десять лет женат был, жена красивая, вроде даже любимая, сын уже в школу пошел — а все равно помню! И вот она опять передо мной. Время осень. Через три дня длинные праздники, тогда еще седьмое ноября не отменили. Я беру две путевки в очень неплохой пансионат, что-то вру жене насчет выездного научного семинара. Хватаю Ленку. Едем.
Приезжаем, располагаемся — вот честное слово, только слегка поцеловаться успели, и все — идем на ужин, а когда возвращаемся — натыкаюсь в коридоре на какого-то парня. Он меня по имени-отчеству, отводит в сторонку и сообщает, что в этом пансионате отдыхает знаменитый певец Турмалинов, что он меня узнал в столовой, что он меня обожает-уважает, смотрит меня по телевизору и специально выписал журнал «Прогресс», чтоб читать мои пы-пы-пытрясссающие! статьи про демократию и историческую правду — и приглашает меня выпить бокал вина в компании милых дам, у него тут целый апартамент на втором этаже.
Мы с Леночкой приоделись, надушились, идем. Стучимся в дверь в дальнем конце коридора второго этажа. Вылезает этот парень. Смотрит на Лену. Кривит морду. Говорит мне: «Заходите». А ей: «Посидите тут на диванчике».
Господи. Неужели меня к голубым позвали? Но ведь сказано было — «в компании милых дам». Интересные дела. Я прошу Лену подождать минуточку, захожу. Там, в безвкусной гостиной с арабской мебелью и хрустальными люстрами — певец Турмалинов, жирный и неприятный, несмотря на все рукопожатия и восторги. И две девушки. Одна обнимает певца за покатые плечи, то есть она уже при нем — и еще одна. Наверное, певец Турмалинов пригласил двух красоток, но решил, что это ему много. Столько не съест. Лопнет. И позвал на любовный пир известного историка-демократа, который подвернулся рядом. То есть меня. Вторая девушка встает с кресла и подает мне руку. И я понимаю, что погиб. Потому что она невероятно хороша. Я таких только в кино видел, и думал, что это все грим и съемка. А тут — на самом деле, и почти без косметики. Яркая, наглая и опасная красота, как в фильмах про гангстеров. Подает мне руку, представляется по имени-фамилии, и руку не отнимает — горячая сильная ладонь, и пальцами перебирает слегка.
Я, сволочь такая, зову паренька и шепчу: «Выйдите из номера, дойдите до администратора, подождите полминуты и возвращайтесь с криком «Андрей Васильевич, срочно к телефону!»». Мобильников же тогда не было, помнишь ведь?
— Помню, — сказал я.
А он продолжал:
— Ну, ты меня понял. Паренек все сделал, как я просил. Я бегу в холл к администратору, тут же возвращаюсь и говорю Леночке — а она все сидит на диване в коридоре: «Конец-кошмар, жена меня застукала, она через час будет здесь». Собрали мы Леночкин чемодан, вызвали такси, вывел я ее наружу, и она совсем не плакала. Но и не ругала меня или судьбу свою. Достойно держалась.