- Нет. Не при мне.
- Редчайший был старик! - говорил Грачевский, все глубже погружаясь в воспоминания. - Знаете, как кончил он: его хватил удар, когда его внучка вышла замуж за красного героя Гнедина!
- Разве? - спросил Леонид Витальевич, думая о том, как сам бургомистр упрощает ему переход к тому разговору, ради которого он явился в управу. - Помнится, там были другие обстоятельства… Нет? Вы не догадаетесь, что привело меня к вам! Я здесь за тем, чтоб хлопотать за его правнучку!.. К счастью, - продолжил он, не делая паузы, - мои хлопоты и ваше вмешательство облегчаются тем, что все предельно просто: правнучка Данилевского схвачена как еврейка!
- Ужасно, - проговорил Грачевский, и чувствовалось, что он и правда глубоко затронут услышанным. - Ребенок, в котором смешалась кровь Данилевского и Гнедина!..
- Гнедин тут ни при чем, - сказал Леонид Витальевич и поспешно отрицательно покачал головой. - Это мне абсолютно достоверно известно. То, что отец девочки - не он, бесспорно, ибо…
Он говорил еще с минуту, и хотя каждого его доказательства в отдельности было довольно, бургомистр не остановил его, пока он не привел их все.
- Ясно, я понял, - наконец сказал Грачевский и добавил: - Хорошо, что так… - Казалось, душевное равновесие возвращалось теперь к нему: не было на свете существа, в котором смешалась кровь Данилевского и Гнедина!
После паузы Грачевский произнес тираду. Морщась от боли, содрогаясь от брезгливого чувства, он говорил о послереволюционном поколении, о детях, в жилах которых смешалась кровь ученых и невежд, аристократов и лакеев, странней закона и убийц… Его ужасала непоправимость происшедшего и увлекала собственная речь. В продолжение тирады он несколько раз взглядывал на Леонида Витальевича, как бы спрашивая: «Видите, какие - высокого порядка! - причины вызывают мое волнение?!»
…С юношеских лет Грачевский поддерживал знакомство со множеством людей. Он добивался покровительства одних, расположения других, дружбы и союзничества третьих, от четвертых требовал, чтоб они уступили ему дорогу к благам жизни. Так было долгие годы. И в течение этих долгих лет он желал стать собеседником Леонида Витальевича. Ему представлялось, как они рассуждают о высоких материях. Эти беседы позволили бы ему считать, что он живет духовной жизнью. А ему нужен был повод так считать. В стольких разговорах о духовности участвовал он в студенческие годы, что не мог совсем об этом забыть. И стремился к жизни удобной, благоустроенной, неопасной и заодно уж духовной…
Однако Леонид Витальевич, легко дававший ночлег малознакомым людям, дававший взаймы всем, кто просил, в собеседники выбирал строго. Тут дверь не для всех была открыта, и Грачевскому редко удавалось к нему приблизиться…
- Тема, которой вы коснулись, вызывает много мыслей, - сказал Леонид Витальевич и увидел, как обрадовался Грачевский его словам. - Не стоит, может быть, об этом походя. Признаюсь вам: то, что мы в городской управе, не располагает меня к отвлеченным размышлениям. И немного боязно: вдруг прервется аудиенция, а я ведь не услышал еще вашего ответа. Вам будет стоить усилий спасти девочку или это не составит большого труда?
- М-да, - заметил Грачевский, встав, и Леонид Витальевич понял: ни то, ни другое, дело обстоит сложней.
- Скажу вам прямо, Леонид: мне бывает трудно совершать добрые дела одно за другим, подряд. Сейчас, в эти дни, я избавил двоих горожан от довольно суровых кар. Если б я совершал поступки только такого рода, то, понимаете сами…
«Какие вещи я должен понимать, да еще с полуслова, да вмиг, да как разумеющиеся сами собой!» - мелькнуло у Леонида Витальевича в уме.
- Добрые дела в моей практике неизбежно чередуются с…
«…злодеяниями», - мысленно подсказал Леонид Витальевич.
- …другими, - не запнувшись, докончил бургомистр. - И потому сейчас я… Кроме того: ведь у нас нет в запасе и двух дней!.. - Он осекся и не объяснил почему. - Вы сказали, девочка схвачена как еврейка? Значит, она уже в гетто. Как ее оттуда извлечь?! Может быть, мы с вами пойдем туда сейчас, чтобы найти ее среди сотен - нет, тысяч! - других и увезти? Так вы представляете себе это?!
- Так, - ответил Леонид Витальевич, видя уже, что все рушится, но не сдаваясь. - Так я себе и представляю: из уважения к памяти Данилевского мы с вами делаем это усилие и спасаем ребенка. И оба - и вы и я - не совершаем при том ничего недозволенного, ибо…