Размолвка продолжалась, Новый год приближался, всё очевиднее становилось, что они с Леной встретят его врозь…
Но не это собирался открыть Игорю Валерий, не свои переживания - о них он не смог бы проронить ни слова, - а только историю размолвки. Может быть, Игорю со стороны будет яснее, что отстранило от него Лену.
Игоря Валерий застал в пионерской комнате. С несколькими своими одноклассниками тот склонился над какой-то бумагой.
- По-моему, все, - говорил Игорь товарищам. - Вполне. Чего еще?.. А, Валер! - Он заметил Валерия. - Я сейчас. Мы тут, понимаешь, корпим над посланием в город Ташкент.
- С чего это вдруг?
- С того, что мы уже давно переписываемся. Это нам, брат, завещано еще сплошь девчачьим восьмым «Б» - они в прошлом году начали с этой школой переписку, а мы развиваем… Покажем ему, ребята?.. Ничего особого тут, Валер, нет - просто погляди: все на месте? А там стиль и всякая такая штука - к этому сейчас не придирайся. - Он передал Валерию письмо. - Мы потом на сей предмет Ксении Николаевне покажем.
- Ну как? - спросили Валерия, когда он прочел.
- Я лично под таким посланием ташкентским школьникам подписываться не стал бы! - Он небрежно отбросил письмо на стол.
- А мы подписать можем? - спросил Игорь.
- Вы - как знаете.
- А точнее, как любит выражаться Зинаида Васильевна?
- Точнее? Нечего хвалиться! Например, радиогазетой. Достижение какое!
- Во всяком случае, довольно редкое, - сказал один из мальчиков.
- Может быть, редкое. А какая важность, что она три раза в неделю выходит?
- А что - важность? - спросил Игорь, как спрашивают, когда недосуг докапываться самому и все на свете кажется не слишком важным.
- Как будто ты не знаешь? То, что в первом выпуске зазря оболгали моего пионера. То, что последние выпуски стали скучные такие - и не слушает почти никто!
- Это так. - Игорь зевнул и медленно, словно неохотно, сомкнул челюсти. - Но нельзя же все тащить на принципиальную высоту.
- А если лень тащить на высоту, так нечего и раззванивать на всю Европу!
- Не знаю, чего ты кипятишься, - увещевающе и устало сказал Игорь. - Письмо как письмо.
Вообще к наскокам Валерия он отнесся беззлобно, устало и с удивлением, таким искренним, что Валерий заколебался: «Не зарываюсь ли?..» Тем не менее он энергично спросил:
- А какие будут последствия этой информации? - И хотел уже сдобрить ученую фразу простецким «кумекаешь?», как заметил на пороге директора.
- О чем спор? - осведомился директор тоном старшего, гордого самим фактом, что питомцы доросли уже до рассуждений о высоких материях, и очень бегло интересующегося сутью.
- Да тут мы, Андрей Александрович, письмо написали девятому классу ташкентской школы. Ответ на их последнее, - сказал Гайдуков.
- Очень хорошо.
- Вот Саблину не нравится, - добавил один из мальчиков.
- Саблин разве в вашем классе?
- Нет, я в параллельном, в «А», - ответил Валерий.
- Значит, это вас, в сущности, мало касается, - сказал директор. - Что ж, пройдемте, ребята, ко мне. Дайте-ка письмо.
У дверей кабинета Валерий замешкался было, но Андрей Александрович жестом предложил войти и ему.
Директор сел в кресло (прямо над ним висел на стене большой застекленный портрет Макаренко), протер и надел очки и принялся читать письмо. А Гайдуков с одноклассниками переглядывались: не вкралась ли, случаем, синтаксическая или, хуже того, орфографическая ошибка? Или стилистический изъян какой-нибудь…
- Грамотно, толково - можно отправлять, - удовлетворенно произнес Андрей Александрович. И вскользь спросил: - А у вас что там было, Саблин?
- У меня? - Валерий встал. - Я сказал, что гордиться нашим радиоузлом можно было б, если б от него была польза.
- Считаете, значит, что ее нет?
Валерий повторил - правда, более сдержанно - то, что несколькими минутами раньше говорил Гайдукову.
- Че-пу-ху вы болтаете! - отчеканил Андрей Александрович. - И встреваете в то, что вас не касается!
Подвижное лицо Игоря нахмурилось, он заморгал и мелко затряс головой. Это была немая подсказка Валерию: не ершись, брат, ни-ни! Не лезь в бутылку!..
Но Валерий почему-то смотрел не на Гайдукова, а на портрет Макаренко. И в том, что он ответил директору, не проявилось ни его самолюбие, ни строптивость, а только склонность сопоставлять и все мерить свежеобретенной меркой.
- Зачем же вы сидите под этим портретом? - спокойно спросил он.
- Под каким портретом?
С поспешностью, необычной при его представительных манерах, директор обернулся, увидел портрет Макаренко, висящий вполне надежно, и понял, что только что выслушал дерзость.