Выбрать главу

- В вашу и в его вот, - ответила Екатерина Матвеевна, кивая на Волю. - Ему сегодня пятнадцать…

- Значит, в его, - сказал Евгений Осипович и до краев налил водку в три граненых стаканчика. - Ну…

Он немного помедлил, и Екатерина Матвеевна успела шепнуть Воле:

- Ты только чуть-чуть отпей, слышишь?.. Самую малость пригубь…

Воля досадливо повел плечами. «Все-таки мне, кажется, пятнадцать, а не четыре», - означало это движение.

- Он, Евгений Осипович, никогда спиртного не пробовал, - сказала Екатерина Матвеевна, ища поддержки у Гнедина. - Мне Валентин Андреич рассказывал, как в первый раз стаканчик пропустил, чего потом натворил, а назавтра и не помнил ничего, все забыл… - Она покосилась на стаканчик, который Воля крепко держал в руке, готовясь чокнуться.

- Что ж… - Гнедин встал и, глядя на рослого Волю с той мягкостью, с какой сильные люди глядят на детей, почти пугаясь их хрупкости, произнес: - Расти большой!

В тот же миг Воля залпом выпил стопку водки, - совершенно так, как опрокидывают в жаркий день стакан газировки. Екатерина Матвеевна буквально вскрикнула:

- Хоть закуси!

Он торопливо закусил - не закусил даже, а скорее, загасил проглоченное пламя - и стал ждать, когда теперь появится желание буянить и куролесить, с которым тотчас нужно будет решительно совладать. Он не сомневался, что сумеет совладать, нужно только, казалось ему, каждое мгновение быть наготове.

Однако миг, который он подстерегал, к счастью, не наступал. Шло время, неторопливый, с беседой, обед подходил к концу, а Воля все еще не чувствовал ни желания буйствовать, ни даже охоты орать песни. Может быть, он и не прочь был спеть что-нибудь, но, впрочем, вполне мог и не петь…

Ему стало жаль, что, настороженно за собою следя, он не участвовал в разговоре матери с Гнединым. «О чем же у них тут речь?» - подумалось ему так, будто, ненадолго отлучившись, он снова вернулся к столу.

- …а самое простое не сразу на ум приходит, - говорила мать. - Вам лучше всего у Прасковьи Фоминичны устроиться - это соседка наша, мы ее все попросту тетей Пашей зовем, а племяш-то у ней один…

- Папа ее не любит, - подал голос Воля.

- Да, Валентин Андреич, бывало, на нее шумел, - подтвердила Екатерина Матвеевна. - Что это, мол, за дело - гостинице конкуренцию устраивать? Что ли, у нас частные меблированные комнаты опять открываются? А у ней мебели мало совсем, как раз просторно. И чисто. Она вам и постирает. Вот готовить возьмется ли?.. - Екатерина Матвеевна с сомнением покачала головой. - Да вы у нас столоваться будете. А с ней я сейчас прямо и переговорю, - решительно докончила она и отправилась к соседке.

Воля, не опасаясь больше, что совершит вот-вот что-нибудь ужасное, вдруг почувствовал себя гораздо свободнее, чем минуту назад и, пожалуй, чем когда-либо в жизни. Все стало абсолютно просто, и вопросы, которые немного раньше он задавал Гнедину в уме, сами собой прозвучали вслух: от него не потребовалось ни малейшего усилия. Он даже не заметил, как спросил, и понял, что спросил, когда услышал ответ:

- Да, я несколько раз бывал на парадах - и на Октябрьских и на Первомайских.

А затем почти сразу:

- Ворошилова? Конечно. И на парадах и в наркомате.

- А вы… - Этот вопрос не прозвучал вслух сам собой, его надо было задать. - Почему… вот… Вы военную форму наденете? (Он хотел спросить: «Почему вы не в военном?», но решился спросить лишь так.)

- Непременно, - ответил Евгений Осипович бодро и четко. - Как только получу назначение - сразу.

- И… скоро его получите? - настаивал Воля, желая услышать, что скоро.

- Не знаю, - просто и, показалось Воле, печально ответил Гнедин.

- А вы знаете, вот что сделайте, - заторопился Воля, от души радуясь, что на ум пришла такая замечательная подсказка. - Ворошилову напишите!

- Письмо написать?.. - переспросил серьезно Евгений Осипович, и в следующий миг Воля, хоть и был чуть- чуть под хмельком, вдруг покраснел («с ушами», как говорила мать) оттого, что дал совет человеку, намного более опытному…

Но, оказалось, напрасно.

- Хороший совет, - заметил Гнедин и, отойдя к окну, закурил. - Я тоже подумал об этом и уже написал ему, - добавил он не сразу.

- И что, Евгений Осипович?.. Что он вам ответил?

Стоявший у окна Гнедин погасил папиросу и обернулся на изменившийся Волин голос. Перед ним был юный, очень юный ворошиловский стрелок, и во взгляде его отражалось великое смятение.

- Ты не представляешь себе, какие занятые люди руководители Красной Армии, - сказал ему Евгений Осипович. - И тебе трудно представить это. А я это знаю. Так что, если я еще не получил ответа, обижаться не на что… Понимаешь?