— Если это имеет значение, — говорит Солана, — я думаю, что вы сделали все правильно.
— Сделай мне одолжение и скажи это Одри, хорошо? Вообще-то — нет, наверняка, она воспримет это очень плохо.
И вправду, чем дольше я оставался тут, наедине с Соланой, тем хуже это казалось со стороны.
— Почему любовь должна быть такой сложной? — спрашиваю я.
Я говорю это серьезно, ни в одном из тех глупых фильмов, которые любит смотреть моя мама, нет ни обручения, ни самоубийственных порывов и оборванных связей. Я не могу просто быть тем, кто легко встает под окно девушки, держа Бумбокс или что-то вроде того?
— Ну, у меня нету особого опыта в этой области, — говорит Солана, — но я знаю, что вы, ребята, справитесь с этим. Она поблагодарит тебя за это, спустя несколько дней.
Несколько дней?
Почему это звучит как вечность?
Солана подаёт мне руку, чтобы я перестал быть Вейном-комком на полу. Я уже собираюсь принять её, когда понимаю, что это совсем не круто позволять ей справляться с моей любовной драмой.
— Мы должны идти, — говорю я, поднимаясь самостоятельно на ноги.
Одри ждет нас по другую сторону двери, ее пальто застегнуто до шеи, ее взгляд приклеен к коричневой походной обуви. Я вполне уверен, что она плакала… вот доказательство тому, что поступать правильно — отстой.
Но я ничего не могу поделать с этим сейчас, кроме как указать путь обратно к входу.
В вестибюле, кажется, в два раза больше народу, чем было прежде, включая нескольких мам, держащих крошечных младенцев на руках.
— Мы должны увести Райдена, как можно дальше отсюда, — бормочу я.
— Куда мы его направим? — спрашивает Солана.
Она подчеркивает слово «мы», и я знаю, что нет никакого смысла спорить… хотя не могу удержаться от надежды, что эта новая неловкость могла бы убедить Одри пойти с Астоном.
— Я все еще обдумываю лучшее место, — признаюсь я.
Слишком много энергии придется потратить, чтобы направиться обратно в пустыню… и мой родной город уже и так достаточно пострадал.
Чем ближе мы доберемся до Сил Бури, тем быстрее они смогут встретиться с нами, поэтому мы должны сосредоточиться на тех местах, которые находятся посередине.
— Это должна быть Небраска, — говорит Одри, не глядя на меня. — Там ветра сильнее здешних. И там много пустой земли. И… там все это началось… для нас, по крайней мере.
Фактически, это отчасти… поэтично.
Давайте сокрушим Райдена там, где он пытался сокрушить нас.
— Нам нужен трубопровод, — говорю я ей. — Так у нас будет немного времени, чтобы подготовиться.
— Подготовиться к чему? — спрашивает парень из обслуживающего персонала, подходя к нам.
— К тому, к чему ты не имеешь никакого отношения, — обещает Солана.
Он выглядит разозленным ее ответом, и последнее что нам нужно, это устроить здесь сцену, поэтому я говорю ему:
— Это будет далеко отсюда. Просто не забывайте, что я сказал, увести всех, когда шторм стихнет. И подержите их подальше от окон какое-то время.
— Почему? — спрашивает он.
— Скажем так, что есть шанс, что шторм станет намного сильнее, как только мы отправимся туда.
Могу сказать, что он думает, что я за миллион миль от разумного, и в некотором смысле он прав.
— Спасибо за помощь, — говорю я ему.
— И за одежду, — добавляет Солана.
— Вы должны благодарить других гостей. Все посмотрели в своих чемоданах запасную одежду. Думайте об этом, когда будете… что бы вы ни собирались делать. Вы в долгу перед этими людьми.
— Так и есть, — говорю я, и он, должно быть, верит мне, потому что он оставляет нас и зовет всех собраться, когда мы открываем дверь.
Холод врезается в нас как приливная волна, ветры пытаются сбить, когда мы опускаемся по бедра в глубокий снег. Мы должны держаться за руки и идти вместе, Одри берет за руку Солану вместо меня.
Астон появляется из-за деревьев после того, как мы отходим от здания.
— Судя по напряженности, исходящей вас, — он перекрикивает шторм, — думаю, есть довольно интересная история.
— Как моя мать? — спрашивает Одри.
— О, значит, ты беспокоишься о ней. Тогда, возможно, это радостная новость, что она еще жива и отдыхает там. — Он указывает на заросли деревьев в противоположной стороне от отеля. — Она немного недовольна ветками, которые мне пришлось вытаскивать из ее плеча, но я продолжаю говорить, что ее отверстия — новый вид гнева. Также она испытывает восхитительную боль. Думаю, что я уже поглотил два исправления.