Сегодня же, несмотря на воскресный день, никакой бабки не было, и пустая бочка, запертая на замок, в одиночестве дремала под жаркими лучами весеннего солнца. Зато автоматы с газировкой работали. И, какое диво, в мойке каждого стояло по стакану! Такое бывает редко: как правило, стаканы бесследно исчезали каждую ночь – местные любители сочетать рыбалку с алкоголем были людьми культурными и не могли себе позволить пить портвейн из горлышка бутылки.
Лёха слегка прижал перевёрнутый стаканчик, и мойка послушно обдала гранёное стекло фонтанчиком воды.
– Тебе с каким сиропом? – Лёха не без иронии посмотрел на Санька. – С лимонным, грушевым или апельсиновым?
Это была местная шутка. Советские автоматы имели три кнопки под различный сироп, но, как правило, выбор был ограничен лишь двумя вариантами – с сиропом за 3 копейки, или без сиропа за одну. Иногда сироп заканчивался раньше воды, и тогда бестолковый автомат нахально лил в стакан чистую газировку, а государство богатело на 2 копейки.
– Мне «с каким есть», – Сашка нетерпеливо покатал кроссовкой камушек. – Давай быстрее пей – «Ракета» уйдёт.
– Так ведь эта «Ракета» из Мозыря пришла, – без особого энтузиазма сообщил Лёха, – они же вечно битком. Давай подождём наш «Метеор» и займём лучшие места в первом салоне!
Сашка идею одобрил, и, выпив по стакану газировки, ребята побежали в кассу речного вокзала.
– Два билета на «Ракету» до Киева! – гаркнул Санёк в окошко кассы.
– Чего ты орёшь с утра пораньше?! – мрачно поинтересовалась полная кассирша, которую хотелось назвать «тёткой». – Девять девяносто.
Сашка протянул кассирше красную купюру, проводив её печальным взглядом – советская «десятка» это, знаете ли, деньги!
Он помахал перед носом Лёхи синими билетами:
– С тебя 4 рубля 95 копеек!
– С какой такой стати! – возмущенно рявкнул Лёшка. – Четыре сорок пять!
– Лёх, ты дурак?! – невежливо поинтересовался Сашка.
– Считать научись, баран! – упорствовал Лёха. – Два билета стоят девять девяносто. 90 копеек пополам это 45. Плюс ещё 4 рубля. Значит четыре сорок пять.
– Дак ты к этим 45 копейкам ещё четыре рубля с полтинником добавь, математик! – заорал Сашка на весь вокзал.
– Спекулянт!
– Двоечник!
Обмениваясь тумаками, ребята вышли на улицу. Продолжая яростно спорить, спустились по длинной, в четыре пролёта лестнице на пристань.
Битком набитая людьми «Ракета» отчалила от дебаркадера, протяжно загудела сиреной и, быстро набирая скорость, перешла в крылатый режим.
Мощные волны закачали синий дебаркадер, и через несколько минут наступила тишина. На причале не было ни души. Пустовала и набережная, и пляж на другой стороне «тарелки». Чистейший припятский песок ослепительно сиял белизной на солнце. Начинало припекать.
Сашка вытер рукавом рубашки пот со лба и вновь пустился объяснять другу-второгоднику несложную арифметику.
– Да понял я уже! – досадливо сдался Лёха. – В Киеве деньги отдам!
Сашка поднял руку:
– Тихо!
Порыв ветра донёс до ребят тревожный женский голос: «… складывается неблагоприятная радиационная обстановка. Партийными и советскими органами, воинскими частями принимаются необходимые меры. Однако, с целью обеспечения полной безопасности людей, и, в первую очередь, детей, возникает необходимость провести…»
Огромный вертолёт поднялся над деревьями и, напрочь заглушая шумом винта все прочие звуки, низко пролетел над «тарелкой» затона. Крылатая машина пошла на посадку на песчаное плато, поднимая вокруг себя целые вихри радиоактивного песка.
Ребята всматривались в маленькие фигурки людей, суетившихся с лопатами возле севшего вертолёта. Люди стали сгребать песок в некое подобие больших мешков. Командовал процессом человек в синем мундире. Неугомонный генерал Антошкин выполнял задание Правительственной комиссии, с подачи академика Легасова решившей забросать сотнями тонн речного песка жерло горящего реактора.
Глупая и вредная затея! В результате этих действий сильно возрастет активность воздуха. Все экипажи Антошкина, вместе с переоблучённым генералом, окажутся в 6-й клинике Москвы. Тонны радионуклидов загрязнят местность вокруг площадки станции, посыпятся на Припять и достигнут Чернобыля. Но академик выбирал между плохим и худшим: если грядущие майские ливни обрушат потоки воды на открытый раскалённый реактор, последствия будет трудно предугадать! Легасов не знал, что ядерного топлива в реакторе почти нет. Как нет там и цепной реакции. Нужно было просто позволить графиту спокойно догореть и начинать работы по дезактивации и захоронению 4-го энергоблока. Возможно, именно эта трагическая ошибка подтолкнёт маститого учёного к самоубийству. Он уйдёт из жизни в Москве два года спустя, во вторую годовщину катастрофы…