Только в 23 часа 10 минут мощность вновь стали снижать до требуемых планом эксперимента 700 МВт. А ровно в полночь 26 апреля Трегуб передал управление новой смене Александра Федоровича Акимова. За пульт БЩУ уселся 26-летний СИУР Леонид Топтунов. Эти двое не были готовы к эксперименту и наспех изучали его программу.
Топтунов, несмотря на возраст, толковый и грамотный СИУР, недавно с отличием закончил институт. В этой смене – он единственный ядерщик, чётко понимающий суть происходящего. Да вот авторитет старших товарищей слишком велик. Особенно грозен Анатолий Степанович Дятлов, заместитель главного инженера станции. Высокий, пожилой, седовласый, с сиплым, тихим голосом. Уран-графитовых промышленных реакторов он почти не знает – ранее работал на Дальнем Востоке с корабельными ядерными установками. Но командует вовсю. И когда Топтунов, перейдя на ручное управление, не удержал мощность на 700 мегаваттах и провалил её до 30-ти, Дятлов стал давить молодого спеца силой возраста и авторитета, требовать подъёма мощности. Топтунов возражал решительно, Акимов – вяло. Перебранка затянулась. А реактор стремительно «травился» продуктами распада ядерной реакции – изотопами ксенона и йода. Ещё ничто не фатально, ещё не расплавилась активная зона, ещё не скопился в теле раненого ядерного зверя коварный взрывоопасный водород. Реактор самое время гасить, вводить дополнительные стержни-поглотители и сутки не будить атомное чудище – сам «разотравится», и минует мир великая беда. Будет жить да цвести город Припять, на станции вот-вот достроят 5-й и 6-й энергоблоки… Часы чернобыльской беды ещё не поздно остановить. Но нет, послушался старого Дятлова молодой Топтунов, забегали пальцы СИУРа по пульту, поползли стержни вверх…
К часу ночи 26 апреля тепловая мощность реактора достигла 200 мегаватт.
И дальше не росла. Реактор «отравлен». Это точка невозвращения. Регламент запрещал оставлять в активной зоне менее 30 стержней, но подгоняемый заместителем главного инженера Леонид Топтунов оставил гораздо меньше. Сколько конкретно? Проблема в том, что этого он не знал. За полторы минуты до аварии ЭВМ «Скала» выдала распечатку, согласно которой запас реактивности составлял 18 стержней. Но ЭВМ считает медленно, с задержкой в несколько минут. Потом в отчёте СССР перед МАГАТЭ появится другая цифра – 6–8 стержней. Откуда она взялась? Никто не знает. Есть и другая странность: до катастрофы в регламентах АЭС фигурировала другая цифра – запас реактивности 16 стержней. А разработчик реактора изначально настаивал на 30-ти. Не иначе кто-то в Минэнерго регламент подчистил, не поставив в известность конструктора. Видимо, и на других советских АЭС реакторы типа РБМК вгоняли в критические режимы «ничтоже сумняшеся» СИУРы, и авария могла произойти где угодно…
Но вернёмся в ту далёкую ядерную ночь. В 1 час 22 минуты 30 секунд, читая распечатку «Скалы», Топтунов понимает, что стержней-поглотителей в реакторе 18. Эту цифру следствию сообщил сам умирающий в 6-й клинике Москвы СИУР. Её же подтвердил умирающий Александр Акимов. То есть, с их точки зрения, ничего критического не происходило. И эксперимент по выбегу ротора турбины начался. А еще через 34 секунды в технологических каналах перегретого реактора вскипела вода. Мощность медленно поползла вверх. Топтунов это заметил и сообщил Акимову. Оба поняли, что начался разгон реактора. Оба поняли, что реактор нужно глушить. И в 1 час 23 минуты 40 секунд Акимов нажал красную кнопку аварийной защиты «АЗ-5».
Максимальная защита 5-го уровня. Кошмарный сон любого СИУРа. Все 211 стержней должны были пойти вниз, движимые сервоприводами. Да вот не пошли. Топливо уже плавилось и плавило циркониевую оболочку ТВЭЛов, перегретый водяной пар взаимодействовал с цирконием, образуя свободный водород. На сельсинах – указателях положения стержней-поглотителей ярко вспыхнула подсветка. Стрелки медленно поползли вправо и застыли на отметке 2,5 метра. А должны были дойти до 7-ми. С обывательской точки зрения погружение стержней в активную зону на 2,5 метра лучше, чем ничего, не правда ли? А вот тут конструкторы реактора «постарались» на славу. Рабочая длина стержня 5 метров. Эта его часть сделана из карбида бора, который и является гасителем цепной реакции. Выше и ниже этой части находятся полые метровые участки. А на самом конце присутствует наконечник, заполненный графитом. Его задача – не гасить цепную реакцию, а вытеснять воду из технологических каналов. Он её и вытеснил. А вода – хороший замедлитель нейтронов, лучший, чем сам графит. Иначе говоря, при неполном погружении стержней цепная реакция не гаснет, а наоборот, начинается разгон на мгновенных нейтронах. Мощность реактора лавинообразно поднимается на несколько порядков. Это подобно очень медленному ядерному взрыву. Без первичных факторов поражения. Далее следует разрушение технологических каналов, выброс радиоактивного пара в окружающую среду, взрыв «гремучки», который поднимает в воздух «Елену» – крышку биологической защиты реактора весом 2000 тонн и выбрасывает в воздух десятки тонн радиоактивного урана, графита и легколетучих изотопов с уровнем излучения 15–20 тысяч рентген в час…