— Хочешь попробовать, покрасить немного?
Ещё бы! Витька покраснела от удовольствия, а Матвейка — от зависти: небось, Оля никогда ему не предлагала...
— Только крепче держи, — предупредила Копеечка, передавая каток. — К стене сильно не прижимай и краски много не бери, а то и стенку заляпаешь, и сама перемажешься.
Витька всё сделала, как советовала Оля, но если честно сказать, получалось неважно: рукоятка норовила выскочить из рук, валик танцевал на месте, а краска густыми ручейками стекала по стене.
— Молодец, Витя! Для первого раза совсем неплохо, — похвалила Копеечка. — Будешь настоящим маляром.
— Я хочу водителем троллейбуса, — неожиданно для себя сказала Витька.
— Очень хорошо. У нас обязательно будет троллейбус. Правда, Матвейка?
— Правда, — буркнул он.
— Ты чего такой? Лимон съел?
Съешь тут... Сначала не замечают человека, а потом про лимон спрашивают, не будет он ничего объяснять. Пусть сама догадается!
— Когда слёт? — спросил Матвейка. — Бойцы, между прочим, интересуются.
Оля на минуту задумалась.
— Девочки, отпустите меня в пятницу? — обратилась она к подругам. — На пару часиков?
— К своим дошколятам рвёшься? — спросила та, которая красила окна.
— Очень давно не видела ребятишек.
— Отпустим! Как же, отряд без командира быть не может, — засмеялись девушки.
— Ну вот, передашь по цепочке: сбор в пятницу в шесть ноль-ноль, понял?
— Так точно, понял!
Витька насторожилась. О чём это они тут разговаривают? Какие-то бойцы, командиры, Матвейка вытягивается столбиком, по какой-то цепочке что-то передавать должен... Наверное, у неё был смешной вид, потому что Оля улыбнулась, а Матвейка самым бессовестным образом расхохотался.
— Ты что же, не рассказывал Вите про наших «тимурят»? — спросила Оля.
Матвейка отрицательно покачал головой: с первым встречным-поперечным он болтать не намерен.
— «Тимурята» — это боевой отряд дошколят, — начала объяснять Оля. — Наши бойцы там, где трудно, и с тем, кому плохо. Ты про тимуровцев слышала?.. Вот. Но тимуровцами могут быть пионеры, а у нас — дошколята.
— А как поступить в ваш отряд? Мне ведь тоже пора: шесть с половиной, как-никак.
— Надо сначала хорошее дело сделать, — многозначительно сказал Матвейка. — Доказать, что ты настоящий человек, а не так себе.
Витька, конечно, поняла, на что намекает Матвейка, и настроение у неё испортилось.
Но Оля не знала истории с попугайчиками и поэтому сказала:
— Приходи к нам в пятницу. Послушаешь, с ребятами познакомишься. Я думаю, тебе понравится. Приходи!
Витька кивнула и выскочила за дверь: ещё немного и она расплакалась бы прямо при Оле, её подругах и, главное — при Матвейке. Не хватало, чтобы он видел её слёзы!
Она бежала по пустым коридорам, каким-то странным, стеклянным переходам, многочисленным лестницам и ничего не замечала... Не видела она красочных картин, которые комсомольцы-строители нарисовали прямо на стенах залов в подарок школьникам. Не знала, что колонны, мимо которых она промчалась, даже не взглянув, украшают зал будущего пионерского театра... Скорее отсюда — подальше от Матвейки!..
— Витя! Куда? Притормози! — вдруг донеслось до неё.
— Степан Матвеевич... — Витька только сейчас вспомнила, зачем они с Матвейкой пришли сюда. — Здравствуйте...
— Здравствуйте, — весело ответил Степан Матвеевич. — Как жизнь?
— Нормально. А у вас?
— И у нас — полный порядок. Видишь, трибуны работаем.
— Что делаете? — не поняла Витька.
— Трибуны для болельщиков строим, — пояснил Степан Матвеевич. — И футболистам, и хоккеистам болельщики нужны, верно? Вот и стараемся для них.
Это Витька понимала: ни один стадион на свете не может обойтись без зрителей, а здесь... Она оглянулась. Ого! Наверное, миллион поместится!.. Длинные деревянные ступени, на которых стучали топорами и молотками бородатые люди, почти окружили площадку. По ней, урча и тарахтя, ползал каток, разравнивая и укатывая будущее футбольное поле. Вся площадка была так огромна, что когда каток уезжал на дальний конец, он казался не настоящим, игрушечным.
— Это что же, всё для них? Для школьников? — спросила Витька.
— Точно! Пусть бегают, прыгают, в волейбол, в баскетбол сражаются... Ты какой вид спорта уважаешь?
— Футбол.
— Ну? — удивился Степан Матвеевич. — Играешь?
— Центрального, — важно сказала Витька и незаметно посмотрела в сторону бородачей, слышат или нет?
— Кто же тебя научил?
— Дядя Ариф. Он в классе «А» играет, тоже центрального.
— А что, Степан Матвеевич, пригласим вашу знакомую в нашу команду? — предложил кто-то из плотников. — Может быть, выиграем тогда у каменщиков?
— Пойдёшь, Витя?
— Подумать надо, — сказала Витька. — Вообще-то, я свой мяч привезла... (Эх, слышал бы Матвейка этот разговор!). Между прочим, мы искали вас, дядя Степан. Специально.
— Кто это мы?
— Да мы, — раздался вдруг Матвейкин голос. Когда же он подошёл? Никто даже не заметил. — Мамка велела сказать, что по грибы пойдём и к дедуле завернём. Там заночуем, а вернёмся завтра.
— Меня одного бросаете?
— Нет, с вами Степан Иваныч будет и Паша с Дашей, — поспешила успокоить Витька.
— Ну, тогда всё в порядке, — Степан Матвеевич улыбнулся. — Постараюсь оправдать доверие, не обижу зверей. А деду — привет от меня боевой!
— До свиданья! — попрощалась Витька.
— Чтоб корзинки были полные!
— Постараемся, — заверил Матвейка.
— Тайге — поклон, — сказал кто-то из товарищей Степана Матвеевича. — А насчёт футбола-то подумай, Витя! Ждать будем.
Глава шестая
И ЭТО ВСЁ — ТАЙГА...
Витьку нарядили в прошлогодний Матвейкин лыжный костюм, из которого он уже вырос. Лаковые белые босоножки тоже пришлось снять и обуться в старые некрасивые кеды. А голову Саша Александровна ей так же, как себе, повязала платком: концы — под подбородок, затем вокруг шеи и узелком.
— Так лучше от комаров убережёшься, — пояснила она.
Витьке все эти приготовления казались немного смешными: на улице жара, а они как на Северный полюс одеваются...
В настоящем лесу Витька, можно сказать, никогда и не была. Около их города только скалы, песок, и море чуть не до самого неба. Деревья тоже, конечно, есть. Но лесом их считать нельзя. Во-первых, они специально посажены в нужных местах: парках, скверах, зонах отдыха. Во-вторых, ровными рядами и по росту, как дошколята на первомайском утреннике. Но самое неприятное — везде таблички: «По газонам не ходить!» И гулять разрешается только по асфальтовым дорожкам.
А по здешнему лесу идти — одно удовольствие, будто по мягким подушкам ступаешь. Это потому, сказала Саша Александровна, что мох кругом и хвоя нападала с ёлок да кедров.
Раньше для Витьки все хвойные деревья были «ёлками». А оказывается, это и ель, и пихта, и сосна, и кедр, и лиственница. Иголки у них совершенно разные. У ёлок, например, они короткие и колючие, у кедров — длинные и шелковистые, а у лиственниц хвоинки такие мягкие, что даже не уколешься. Они и на зиму опадают, как листья. За что и прозвали дерево — лиственница.
И шишки у всех разные. Самые большие — у кедров. Еловые — хоть и мельче, но если попадёт такая шишечка по макушке, ничего, чувствуется. Витька в этом убедилась, как только в лес вошла.
— Тётя Саша, а в шишках — что?
— В шишках, Вика, семена.
— Ивкедровых?
— Ивкедровых тоже.
— А Степан Матвеевич говорил — орешки, которые можно щёлкать.
— Орехи — это и есть кедровые семена, — вмешался Матвейка. — Только сейчас они ещё молочные... Ну, недозрелые. А вот в конце августа — язык проглотишь, какие вкусные! Особенно, если калёные. Правда, мама?
— Правда. Обязательно угостим Вику кедровыми орехами. Ты их когда-нибудь пробовала?
— Никогда в жизни! — призналась Витька.
— Тише! — вдруг остановился Матвей-малый. — Бурундук!
Витька и Саша Александровна посмотрели туда, куда указывал Матвейка. На старом потемневшем пне, вытянувшись во весь небольшой рост, сидел рыжевато-серый пушистый зверёк с тёмными полосками на спине и с любопытством их разглядывал.