В турнирные дни перед десятой лункой открывалась палатка, где продавали хот-доги, бутерброды с беконом и напитки.
— Нет, — подтвердил Энтони Масколо.
— Только бы не те чертовы туристы! — проворчал Джерри Марш, отставной солиситор.
Летом у них пару раз возникали проблемы с юными отдыхающими, незаконно ставившими палатки на территории клуба, но те не спорили и без возражений уходили.
От второй лунки Энтони Масколо шел первым, но снова отвлекся на запах, и удар не получился — мяч ушел вправо, в густые заросли, где даже найти его было задачей непростой, а уж о том, чтобы сыграть, не могло быть и речи.
Он подождал, пока пройдут другие, и сыграл временным, опять не лучшим образом, но не так плохо, как в первый раз. Мяч остановился в нескольких ярдах от деревьев.
— Чтоб тебя! — выругался под нос Масколо и отправился на поиски первого мяча. Партнеры — все они сыграли прилично и вышли на фэйрвей — составили ему компанию.
Достав из сумки восьмой айрон, Масколо полез в чащу, прокладывая путь между высохшей крапивой, высматривая блеск белых ямочек, которые могли оказаться его мячом. Запах жареной свинины сделался здесь почему-то еще сильнее. Раздвинув клюшкой ветки, он попытался представить, куда мог улететь мяч, обо что удариться и в какую сторону отскочить. Надежда, однако, сменилась досадой — впереди, на другой стороне, виднелась глубокая канава.
Вот же незадача. Если мяч попал туда, добраться до него шансов нет, и тогда придется играть временным, а значит, следующий удар будет уже третьим. Рассчитывать на пар на этой лунке уже не приходится.
— Нет, правда, у меня от этого запаха аппетит разыгрался! — сказал Боб Сэнсом. — Я сегодня не завтракал — худею, а теперь просто слюнки текут! Галлюцинации начинаются — жаркое с хрустящей корочкой…
— Тебе повезло, у меня в сумке банка яблочного соуса! — пошутил Джерри Марш.
— А у меня картошечка с подливкой! — подхватил Терри Хейнс.
Энтони Масколо все же пробился через кусты ежевики к краю канавы и с тяжелым сердцем заглянул в нее, ожидая обнаружить мяч на дне, в мутной жиже.
Но увидел он кое-что другое.
— Господи!
Примеру партнера последовал и подошедший Джерри Марш. Увидев то же, что и Масколо, он отвернулся, мертвенно побледнев, а пару секунд спустя изрыгнул собственный завтрак на свои же двухцветные туфли.
— Боже, — пробормотал, пятясь и дрожа, белый как полотно Терри Хейнс. — О боже!
Уж так устроен человеческий мозг, что, когда Энтони Масколо достал мобильный и стал набирать 999, в голове его крутились примерно такие мысли: Эге, а ведь раунд мы сегодня не доиграем, так что и насчет этой треклятой лунки можно не переживать! Весь ужас открывшейся картины дошел до него вместе с вонью от блевотины Джерри Марша. Секунду-другую он еще смотрел в канаву, будучи не в силах отвести взгляд, потом, потрясенный до основания, отступил.
— Служба экстренной помощи, — произнес бесплотный голос. — Вам кого?
Голос шел из телефона.
Кого? Он и сам не знал.
— Пожарных. Скорую помощь. Полицию.
Телефон выскользнул из пальцев и упал в куст. Масколо отвернулся. Голова шла кругом. Он пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за деревце.
9
Четверг, утро, 24 октября
Детектив-суперинтендент Рой Грейс сидел в своем кабинете на третьем этаже Суссекс-Хауса, где разместились департамент насильственных преступлений и юстиции и отдел тяжких преступлений по Суррею и Суссексу, и допивал часовой давности кофе, температура которого колебалась где-то между «тепловатый» и «чуть теплый». На столе лежали несколько стопок бумаг, а в корзине «входящие» около шестидесяти писем, с которыми он и разбирался, начиная с семи утра и невзирая на усталость и синдром «детского мозга».
Его сын Ной, которому было уже почти четыре месяца, никак не хотел понять, что родителям по ночам нужно отдыхать. Впрочем, Грейс и не возражал — его до сих пор переполняла радость отцовства. И все же ночь хорошего, безмятежного сна была бы нелишней, думал он. К счастью, скоро у них с Клио таких ночей будет целых четыре!
Ровно через десять дней, в следующую субботу, они официально поженятся. Изначально это событие, отложенное затем из-за юридических трудностей с признанием умершей его давно исчезнувшей жены, Сэнди, планировалось провести в сельской церкви, в деревне, где жили родители Клио, но потом выбор пал на симпатичную церковь в Роттингдине, прибрежном поселке у самой восточной оконечности Брайтона. Причиной переноса стал тамошний викарий отец Мартин, с которым они оба встречались несколько раз по работе и к которому относились с большой теплотой.