Похоже, он дал… н е п р а в и л ь н ы й о т в е т.
— Харуаки, — зову я его, когда он, обменявшись парой слов с Моги-сан, возвращается в мою сторону.
— Что такое, Хосии?
— Что ты написал?
— Мм? Ну, написать можно было только «Ая Отонаси», правда? Правда, я чуть не забыл написать последнюю букву, — отвечает Харуаки; почему-то у него вид немного унылый.
— …Ну да, наверно, только так…
— Ну так не тормози и напиши уже!
— Но ты правда думаешь, что она все это затеяла, чтобы заставить нас написать это имя?
Если так, я совершенно не понимаю, какой в этом смысл.
— Разумеется, нет, — мгновенно отвечает Харуаки, подтверждая мои сомнения.
— Э? Но… ты ведь написал «Ая Отонаси», да?
— Ага. …Слушай, Дайя ведь настолько умный, что это уже даже не смешно, верно? Ну, правда, при этом его характер настолько ужасен, что это тоже не смешно.
Из-за внезапной смены темы я наклонил голову.
— А он сказал, что написал бы просто «Ая Отонаси». Значит, ему не пришло в голову что-то еще, что можно было бы написать. Разумеется, у меня то же самое. Я что хочу сказать: в общем, если мы ничего не можем придумать, значит, и ничего другого написать тоже не можем.
— Если ты не можешь о чем-то подумать… ты не можешь это написать.
— Точно. Другими словами, это направлено не на нас.
У меня такое чувство, что слова Харуаки попали точно в яблочко. Похоже, тут он прав.
Иными словами, Отонаси-сан безразличны все одноклассники, она затеяла это все исключительно р а д и т о г о е д и н с т в е н н о г о ч е л о в е к а, к о т о р ы й м о ж е т ч т о — т о п р и д у м а т ь.
Понимаю теперь, почему Харуаки только что был таким унылым. В смысле, он же втюрился в нее с первого взгляда. Он, может, и держится шутом гороховым, но я не знаю никого, кому бы он еще признался в любви. Значит, он был настроен более-менее серьезно.
Но она ему не подыграла. Его существование было просто-напросто проигнорировано… как и предупреждал Дайя.
— …Харуаки, ты на удивление умен.
— Это вот «на удивление» было совершенно не обязательно!
Я скрываю застенчивость от собственных грубых слов за улыбкой, Харуаки горько улыбается в ответ.
— Ладно, побежал я. Если сейчас не пойду, старшие меня убьют. И это не преувеличение!
— А, ну да. Давай тогда.
Наша средненькая бейсбольная команда, похоже, очень требовательна.
Я смотрю на свой пустой лист. Собираюсь написать «Ая Отонаси», но в итоге так и не могу этого сделать.
Смотрю на Отонаси-сан. Ни малейшего изменения в выражении ее лица, когда она просматривает листки, которые ей передают. Похоже, на них на всех «Ая Отонаси».
…Т о т, к т о н е м о ж е т н и о ч е м п о д у м а т ь, н е м о ж е т н и ч е г о н а п и с а т ь.
— …
И что мне тогда делать?
В конце концов мне удалось о чем-то подумать. Непонятно почему в голову пришло дурацкое имя «Мария».
Нет, я знаю. Со мной что-то не в порядке. «Мария», тоже мне. Без понятия, откуда вообще это имя взялось. Если я дам ей листок с этим именем, она просто наорет на меня, что-нибудь типа «что еще за шуточки тут!»
Ну а что если окажется, что этого-то ответа она и ждет?..
После долгих колебаний я начинаю писать на своем десятисантиметровом листке.
«Мария»
Я встаю и направляюсь к Отонаси-сан. Очереди уже нет. Похоже, я последний. Нервно протягиваю ей листок. Отонаси-сан берет его без единого слова.
Смотрит на то, что там написано.
И выражение ее лица меняется. Разом.
— …Э?
Отонаси-сан, не выказывавшая ни малейших признаков беспокойства перед учителем и Дайей, смотрит на меня во все глаза?
— Хе-хе-хе…
И тут она начинает смеяться.
— Хосино.
— О, ты запомнила мое имя.
Я начал жалеть об этом в следующее же мгновение. Потому что, едва отсмеявшись, она уставилась на меня так яростно, словно я враг всех ее предков.
— …Ты!.. Что еще, блин, за шуточки?!
Похоже, она отчаянно пытается сдержать гнев, поэтому говорит тихим, грудным голосом. Часть про «шуточки» я предвидел, но ее тон несколько неожиданный.
Она, не сдерживаясь, хватает меня за воротник.
— Уа! Я, я извиняюсь! Я, я не то чтобы прикалывался…
— То есть ты хочешь сказать, что способен написать такой ответ на полном серьезе?
— …Эээ, ну… Ты… наверно, права. Я, наверно, просто прикалывался.
Это, похоже, была последняя капля.
Не выпуская мой воротник, она тащит меня аж до заднего двора школы.