Если бы он не стал на меня наезжать, я быстро бы расстался с той скучной девчонкой, но все это меня так разозлило, что я продолжил с ней встречаться. Знаешь, белобрысик? Ты сам себе подставил ножку.
Кстати – сменим тему. Я люблю свою мать. Она молодая, по-моему, красивая, а главное – она меня вырастила в одиночку. Я слышал, папаша мой был мерзкий тип; когда моя 17-летняя мать была мной беременна, он бил ее, пытаясь заставить сделать аборт. Из-за этого мать постоянно мне твердила: «Никогда не прибегай к насилию. Насилие ничего не решает!»
Звучит, пожалуй, нереалистично, но, думаю, она права. И ее слова засели во мне.
И поэтому я не отбивался, когда тот блондинчик ко мне приставал.
Но когда тебя бьют, остаются следы. Я вечно ходил в синяках, и мать начала подозревать, что я все время затеваю драки, то есть – прибегаю к насилию. «Откуда у тебя этот синяк?», «Ты что, меня совсем не слушаешь?», «Ты становишься похож на человека, которого я ненавижу больше всех на свете!»
Я расстраивал мою дорогую маму именно потому, что следовал ее словам. Ну и где тут логика? Я должен был это прекратить.
Поэтому я решил, что вполне можно разок прибегнуть к насилию – раз уж так все получается.
Я позвал блондинчика за спортзал. Ну, в общем, не побить эту мелкую белобрысую макаку я просто не мог. Я бил его. Я пинал его ногами. После нескольких ударов и пинков белобрысая макака не могла больше стоять. Поскольку я не мог допустить, чтобы он трещал на каждом углу, что я его избил, я решил заткнуть ему рот угрозами. Белобрысая макака оказалась упрямой. Я применял силу, пока он не потерял сознание. Всякие вещи с ним делал: выдергивал волосы, вырывал ногти, ссал на него, заставил сожрать сороконожку. Потом я забрал его одежду и оставил его в спортзале, куда скоро должны были прийти какие-то девчонки из спортивных секций. Задним числом я понимаю, что переборщил, но, должно быть, во мне накопилось больше злобы, чем я сам ожидал.
Прежде чем белобрысая макака потеряла сознание, она вякнула: «Ты, жопа, ты Рино даже не любишь. Ты ее просто используешь вместо дрочки. Потому-то я этого и не допущу». Возможно, он реально любил ту скучную девчонку.
Но мне было насрать.
У макак нет прав.
Наоборот – после того случая он стал меня раздражать еще больше. Он ведь просто ничтожество какое-то, верно? И вот это ничтожество измывалось надо мной столько времени? Он даже вынудил меня нарушить запрет на насилие? Вот эта вот макака?
Зря ты со мной связался. Благодаря тебе я почувствовал вкус!
Вкус власти через насилие.
До того момента я не мог защищать себя от засранцев, которые корчили из себя крутых исключительно потому, что им хватало наглости затевать драки, – хотя на самом-то деле они по сравнению со мной были просто пустым местом. Их только одно волнует: кто сильный, кто нет. Другие вещи – ум, способности к спорту, все такое прочее – для них просто не существуют. Терпеть не могу такие взгляды. Они просто дерьмо, которое полагается исключительно на насилие – а насилие ничего не решает. Они ничтожества. Они даже не достойны жить, как и мой отец, который пытался убить меня еще до моего рождения.
Но, однако, они и сами подчиняются насилию.
В этом нет никакого смысла. Бесполезно подчинять себе стадо макак. Максимум – можно получить удовольствие. Впрочем, этой причины достаточно, чтобы прибегнуть к насилию.
Насилие – это нормально, если для удовольствия.
Моя этика верна, раз я сам себе могу так говорить.
Я снова позвал блондинчика. С того раза он всячески меня избегал, но я сказал ему, что, если он не придет, я возьму друзей и мы вместе оттрахаем Рино, и тогда он явился сразу. Я пригласил одноклассников – бывших дружков блондинчика – и Рино с подружками и отвел блондинчика к канаве. Это был грязнючий ручеек по колено глубиной, в котором нередко попадались дохлые собаки и все такое прочее.
– Слышь, макака! Ты ведь в секции по плаванию, да? – спросил я. – Ты, может, удивишься, но я очень плохо плаваю, знаешь? – я взглянул на Рино; та хихикала. – Ты мне не покажешь сейчас, как надо плавать?
Разумеется, об отказе не шло и речи. Когда я указал ему: «Уаа, только не говори, что собираешься плавать в одежде! У тебя что, совсем мозги отсохли?» – он совершенно добровольно разделся до трусов. Естественно, так я ему остаться не позволил и заставил снять и трусы тоже. «Иии!» – закудахтали Рино и ее подружки.