◊◊◊ Кадзуки Хосино – 11 сентября, пятница, 17.48 ◊◊◊
Запах мяты. Всякий раз, когда я ощущаю его, это означает, что я в комнате Марии.
Лежа на кровати, я поднимаю голову, чтобы посмотреть на часы. Первый фильм, «Прощай навсегда», вот-вот закончится.
Победа мне почти гарантирована. Дайя в плену «Кинотеатра гибели желаний». К тому времени, когда закончится последний фильм, Дайя будет вынужден отказаться от своей «шкатулки». Мне остается только ждать.
Разумеется, я не собираюсь терять бдительности – в конце концов, мой противник Дайя, не кто-нибудь.
Он может пользоваться своей «шкатулкой» внутри «Кинотеатра гибели желаний». Я уже знаю, что он способен управлять другими людьми, – это значит, что он может использовать их, чтобы атаковать нас.
– Кадзуки, помоги мне приготовить ужин, – зовет Мария.
Я лишний раз проверяю свое выражение лица. Нельзя допустить, чтобы Мария догадалась, чем я занимаюсь за ее спиной.
Расслабься, Кадзуки.
– Ага, иду.
Я поднимаюсь и иду на кухню. Увидев меня, Мария криво ухмыляется.
– Боже, что за глупое лицо.
– …Э?
– Ты ведь понимаешь, что мы в опасном положении, поскольку Дайя вернулся, и он «владелец», верно? Как ты можешь оставаться таким беспечным?
– Прости.
Слава богу. Мария думает, что я такой же, как обычно.
Она не прочла мое фальшивое лицо.
Мы нажарили котлет и разложили их на две простые тарелки. Мария раньше не интересовалась готовкой, но в последнее время увлеклась. Фартуки на ней уже не смотрятся неуместно.
– Кадзуки, – говорит она, когда я беру тарелки. – Осталась лишняя черри.
Лукаво улыбаясь, она протягивает мне помидорку черри, делая вид, что не замечает, что у меня обе руки заняты.
– У-умммм?..
– Съешь ее.
Вот так?.. Держа тарелки, я наклоняю голову и клюю помидорку, как курица.
Пальцы Марии едва не залезают мне в рот, но, похоже, она довольна.
Выдернув зеленый хвостик и наблюдая, как я жую, она продолжает:
– Глупый.
– …Не слишком ли суровое заявление, если учесть, что ты сама заставила меня это сделать?
– Ты глупый, потому что послушно делаешь все, что я тебе говорю.
По-прежнему улыбаясь, она разворачивается и заканчивает приготовления к ужину. Я выхожу с кухни и ставлю тарелки на стол.
– …
Знаю, знаю: эти мирные минуты у меня есть лишь потому, что я обманываю Марию.
Пользуясь ее слепой верой в меня, я ее обманываю и предаю.
Но у меня нет выбора.
Я хочу быть с ней всегда.
Мария, однако, не разделяет это мое желание. Нет… она считает, что желать такое – эгоизм с ее стороны.
Мария ставит других превыше себя; она хочет исполнять «желания» других, она даже называет себя «шкатулкой». Нет, это я еще слишком мягко говорю. Ради того, чтобы сделать других счастливыми, она посвящает им всю себя настолько полно, что это граничит с самопожертвованием. Подавляя свои истинные желания, она пытается бросить «Марию Отонаси» и стать «Аей Отонаси» – созданием, существующим во имя единственной цели – выполнять желания других.
Я этого не допущу.
Я убью «Аю Отонаси», прячущуюся внутри Марии.
Но пока что нельзя позволить ей узнать о моих планах. Если это случится, она наверняка исчезнет. Поэтому я должен обманывать ее до последнего момента.
Но –
Когда он настанет, этот последний момент?
Сколько мне еще придется ей лгать?
– Кадзуки, – произносит Мария, и я вздрагиваю – на секунду мне показалось, что она поймала меня в мою собственную паутину лжи. – Рис уже готов. Можешь принести миски?
– К-конечно.
– ?.. Что-то случилось?
– Аа, не… ничего.
Сомневаюсь, что у меня хорошо получается скрытничать. Я не смогу скрывать, что я изменился, вечно.
Думаю, конец не за горами.
– Тогда двигай свою попу сюда и принеси миски с рисом.
– Ага, иду –
Звякает мой мобильник.
Я тут же его открываю.
– …
Это мэйл от Харуаки.
«Юри Янаги сделала ход».
Прямой и конкретный мэйл, без смайликов и всякого такого. Возможно, Харуаки набирал его в спешке.
Юри-сан – одна из тех, кого контролирует Дайя; его пешка, можно сказать.
И эта пешка только что сделала ход.
– П-прости, Мария! Срочное дело, мне прямо сейчас надо бежать!
– ?.. Ты о чем? Настолько срочное, что ты даже не можешь со мной поужинать?
– Прости!
Не задержавшись ни на секунду, я выбегаю из квартиры. Мария позади кричит, чтобы я остановился, но я не могу. Я вскакиваю в лифт и тут же захлопываю дверь, чтобы Мария не успела меня догнать.
Думаю, она будет подозревать. Она вполне может увязать мое срочное дело со «шкатулками».
Однако я уже сказал ей, что мы победим Дайю завтра.
И М а р и я п о в е р и л а м н е.
– …
Сопротивляясь уколам совести, я звоню Харуаки.
Я должен пересечься с Харуаки.
Пока я бегу по темным улицам, в голове у меня проносится наш с ним недавний разговор.
«…Я был влюблен в Кири».
Так мне сказал Харуаки на следующий день после возвращения Дайи в школу.
Я только что закончил объяснять ему про «шкатулки». Я решил не только сражаться с Дайей, но и подключить к сражению Харуаки. На улице только начало смеркаться – как раз в это время детишки, наигравшись, возвращаются по домам. Мы были в парке, Харуаки сидел на скрипучих качелях.
«…»
Когда я закончил свой рассказ, он какое-то время молча раскачивался. Несколько секунд я слышал лишь скрип качелей.
Он чуть ли не на 360 градусов крутился. Я чувствовал себя виноватым, что мне приходится втягивать Харуаки в это дело, но я принял такое решение, тщательно взвесив все имеющиеся у меня варианты. Я ни о чем не сожалел. По крайней мере я сам себе так твердил.
И вот тогда он мне сказал: «Я был влюблен в Кири».
Внезапно и без всякого контекста он признался, что раньше был влюблен в Коконе. Может, это его ответ на мою историю?
«Э?..»
Сперва я был удивлен, но вообще-то его слова имели смысл.
Харуаки отверг все предложения, которые он получал от известных бейсбольных школ, и поступил в нашу старшую школу, слабая бейсбольная программа которой едва-едва позволяла ему надеяться все же попасть в национальное первенство. Он пожертвовал своей будущей карьерой профессионального бейсболиста. Я это уже знал – Мария все разузнала про Харуаки в мире повторов, а позже рассказала мне.
Я всегда удивлялся, почему он так поступил.
Теперь я знал, почему.
Харуаки выбрал ту же школу, что Дайя с Коконе, хоть ему и пришлось отказаться ради этого от своей мечты и своих перспектив. Не знаю, хотел ли он в конце концов признаться ей или же у него была какая-то другая цель; так или иначе, он счел переход в эту школу необходимым.
Качели остановились; теперь Харуаки стоял на них. Он продолжил:
«О, но знаешь? Сейчас этих чувств уже нет. Ммм, как бы это выразить? Она раньше была ужасно хрупкой и неуверенной в себе; ей был нужен кто-то, кто мог бы ее защищать. Понимаешь, я хотел быть этим человеком!»
Он слегка изогнулся и прислушался к скрипу качелей.
«Но с таким вялым настроем никого защитить невозможно. Блин, ты можешь себе представить, каким я был самонадеянным?»
Голос его звучал непринужденно, но я догадывался, что ему через многое пришлось пройти, прежде чем он это понял.
«Значит, сейчас ты ее больше не любишь?»
«Ага. Так что если хочешь встречаться с Кири, можешь не обращать на меня внимания, Хосии! Из вас бы вышла отличная пара».
Я не мог судить, насколько он был откровенен.
Все, что я знал, – что он не привязан ни к одной конкретной девушке. Он никогда ничего не говорил, но я уверен, что среди девушек (особенно среди учениц других школ) он пользовался популярностью – все же он классный бейсболист. Несколько раз девушки ему признавались в любви, он даже на свидания с кем-то ходил. Однако большинство из этих отношений быстро заканчивались. Сейчас он принимать признания перестал.