— Прости, нет мелочи, — ответил я ему стандартной фразой, которую употребляет, наверное, почти каждый, увидев перед собой подобный выкидыш человеческого социума, выброшенный за пределы ярко сверкающей неоновой вывески «успешность». На этом, в принципе, наш диалог и должен был бы закончиться, но почему-то его что-то заинтересовало в моей персоне, и так быстро незнакомец меня покидать не собирался.
— А вы, как я вижу, хотите автором стать? — снова попытался он завязать диалог, заметив лежавшие рядом с чашкой блокнот и ручку. Честно признаться, я захватил их с собой в слабой надежде, что в какой-то момент придет вдохновение, и день, начинавшийся так неплохо, все-таки не пройдет так же зря, как многие другие.
— А не всё ли Вам равно? — вопрос, заданный столь прямо, все-таки меня задел, из-за чего я сразу же почувствовал раздражение, обращенное к этому назойливому человеку. Может быть, я действительно хотел стать автором чего-то стоящего, что пришлось бы по нраву мои возможным читателям. Одного желания, однако, оказывается мало, чтобы достигнуть такой эгоистичной и горделивой цели. Так, последние мои потуги окончились грандиозным фиаско, в финале которого я в порыве разочарования вовсе удалил из памяти компьютера все, что написал. В уже давно сопровождавшем меня блокноте многие страницы были испещрены пометками и отдельными фразами, приходившими в голову, но ничего толком так до сих пор написать не получилось. От этого разрасталось лишь чувство обиды.
— Молодой человек, конечно, не всё равно, — теперь уже без моего согласия попрошайка уселся на стул напротив. Странно, но в тот момент с маргиналом я его уже не ассоциировал. Подобные трюки уличных актеров, изображавших нищих, мне известны, пришлось лично пару раз сталкиваться, но у него не было того просящего и наивного доброжелательного выражения лица, какие те обычно используют.
Достаточно втянуть человека в разговор по любой теме, чтобы потом, как бы невзначай попросить «немного денег на еду», но в этот момент я услышал искреннюю заинтересованность в его голосе, не жадность или желание обмануть, а именно искренний интерес к моей ситуации. Это уже само по себе было странно, даже стало интересно, что может из этого получиться, потому я и не стал прогонять его или отсаживаться. Скорее, ждал, пока мой нежданный собеседник добавит еще что-нибудь.
— Простите… — я даже задержался на секунду, не зная еще точно, то ли стоит попросить его освободить столик, то ли продолжить начатую фразу. Все-таки любопытство взяло верх, и я осторожно поинтересовался: — И что же у Вас за интерес к моим увлечениям?
— Видите ли, мне всегда были очень интересны люди, которым недостаточно просто жить в обществе, — сложив руки под подбородком, он внимательно посмотрел на меня. Словно оценивал, с тем ли человеком сейчас говорит или же это просто первое ошибочное впечатление и перед ним просто еще один не нашедший своего места в современном обществе неудачник, прикрывающий свои промахи так называемой «индивидуальностью», не дававшей ему нормально развиваться в общем ключе. Сделав для себя какой-то вывод, он с таким же добродушным тоном все же продолжил: — Наш мир далеко не так прост, как нам кажется, и как вы сами уже не раз предполагали. И далеко не многим будет приятно услышать то, чем окружающая нас реальность является на самом деле.
— Конечно, но вы-то как раз действительно знаете, что происходит, не так ли? — я попытался сказать это с сарказмом, но в итоге больше получилась фраза как вопрос с плохо скрытой надеждой. В эту минуту от моего собеседника исходила такая поразительная аура, что я почувствовал себя как проситель, которому обещают дать что-то очень важное и ценное, но что именно, боялся даже предположить. Конечно, можете смеяться и с пренебрежением вопрошать о том, что же может предложить какой-то там бомж, но вас просто не было на моем месте. Я уже не смотрел на его одежду и не оценивал его внешний вид. Сознание зациклилось на каком-то другом уровне, на том, что многие считают простой ерундой, но ваш покорный слуга верил в услышанные когда-то легенды про потоки энергий, ауры и человеческую карму, поэтому воспринимать подобное мне было намного легче. Почти физически ощущалось, будто передо мной кто-то больший.
В общем, сложно описать все те чувства, которые в тот момент владели мной, но вот смеяться над ним или смотреть сверху вниз я уже не мог.
— Вот скажи, ты веришь в восход солнца? — произнес мой собеседник с загадочной интонацией. — Нам дано величайшее благо, которого многие лишены от рождения. И многие бьются за право увидеть свет… настоящий, дарованный свыше свет, всю свою жизнь, и далеко не каждый до этого доживает. Эта история не одного героя и не одного народа, но то, что я все-таки расскажу тебе, даровало нам тот мир, что мы знаем сейчас.
И, прежде чем я кивнул, мой собеседник начал говорить…
Говорил он долго и с голосом талантливого рассказчика, заставляя меня пугаться и радоваться именно в тех местах, где читателю и предполагалось, буквально прочувствовать всю эту историю до самого конца каждой клеточкой собственного тела. Я не могу сказать, как все это услышал и запомнил, поскольку не смог придумать этому логического объяснения, но все, что мне было сказано, теперь хочется рассказать и вам.
***
Этот мир был ужасен. Старый и измученный, прошедший все этапы своей жизни и давно обреченный на медленную гибель. Однако благодатное забвение, бережным саваном укрывающее древние руины, погребенные временем и отчаянием, никак не наступало. Мир постоянно бился в предсмертной агонии вот уже многие миллиарды лет, покрытый тысячелетними развалинами, с пересохшими морями и реками, сгоревшими и засохшими лесами, срытыми горами и расколотыми равнинами. Лишь только где-то глубоко, под всеми этими слоями смерти и разрушения, продолжало глухо биться его постаревшее сердце, никак не желавшее сдаться и остановиться.
Высшие силы, кем или чем бы они ни были, оказались впечатлены такой тягой к жизни, таким отчаянным нежеланием умирать, что смирились с происходящим и вместо забвения подарили миру его нынешнее существование на грани жизни и смерти. В оплату за это он должен был с тех пор стать кладбищем для тех из созданных ими мирозданий, что были отметены как ущербные или не выполнившие своего назначения.
Здесь их обломки должны были доживать свои последние дни, под внимательным взглядом тех, кого назвали богами, и о чьем существовании известно не было ничего почти, за исключением самого факта их существования и того, что придумало человеческое сознание, подстраивая их под рамки собственного понимания.
Здесь Демиурги изучали и запоминали свои ошибки, чтобы не повторять их вновь. Мир стал миром смерти, лившейся с небес, сметавшей прежние эксперименты создателей и нагромождавшей поверх них все новые и новые.
Никакие законы мироздания здесь не были абсолютным началом и идеалом. Это место менялось в зааисимости от того, какой мир Демиурги обращали в развалины и сметали со своей доски бесконечной игры. Здесь вода могла бить ручьем из цельного камня, а огонь проявляться прямо в воздухе. Законы природы словно сходили с ума, обманывая сами себя и превращаясь в нечто новое и доселе невиданное без всяких видимых причин. Этот мир не предназначался для порядка, так что Демиурги и не стремились здесь его поддерживать.
Судьбы тех живых созданий, что еще пытались выжить там, не интересовали их до определенного времени. Они слишком малы и слабы, чтобы заслуживать хоть какое-то внимание. Конечно, порой они забавляли, но не более того. Им позволено было выжить здесь, и за одно это жители этого мира должны были быть благодарны до окончания времен.