- Ага... то есть вот стоит мне вас нарисовать, как мои картины сразу же начнут расхватывать, как горячие пирожки? Так что ли?
Он кивнул.
- Да, именно так. Вы схватываете все на лету.
- Вы правы. На лету. Да. Извините, у меня очень много дел. Я обдумаю ваше щедрое предложение и позвоню позже.
Я уже еле сдерживался. Если это розыгрыш, то неизвестный мне шутник не порадуется тому, что я разбил морду кому-то из нанятых им актеров. И я бы предпочел взять деньгами, хорошо представляя, сколько стоит такое шоу. "Улыбайтесь, вас снимает скрытая камера". Отлично, просто великолепно. Кредитная карта. Аренда... К черту.
А мой собеседник тем временем встал и спрятал в карман портсигар, который вертел все это время:
- Ну что же... я и не ожидал, что вы сразу согласитесь. Подумайте. Когда решите все-таки принять мое предложение - позвоните.
И он протянул мне визитку, которая каким-то образом материализовалась у него в руке. Я машинально сунул ее в нагрудный карман, молча проводил гостя до двери, а когда закрыл ее за ним, то просто вырубил дверной звонок. Снова сходил в ванную, налил в кружку воды и сунул ее в микроволновку. Чай таким методом получался омерзительнейший, но чайник я расколотил месяц назад, а тратить деньги на новый... Чертов придурок... Да я бы его за самый дешевый чайник нарисовал! "Любовь"! "Признание"! Да его сраные ботинки стоят больше, чем любая моя картина.
Нет, это не было похоже на розыгрыш. Чем больше я думал, тем сильнее в этом убеждался. Но какого рожна он тогда от меня хотел? Более удачливый коллега пришел надо мной посмеяться? Вот это больше всего походило на правду. В нашей среде подобное было в порядке вещей.
Я походил по мастерской, допил гадостную жижу, дважды покурил. Ну не шел он у меня из головы, и все тут. И дело было не в том, кто он и зачем пришел на самом деле.
Просто это был "мой типаж". Настолько же мой, насколько те сигареты, которые он курил, были моей любимой маркой. Если быть честным, именно в ту секунду, когда он сверкнул своим портсигаром, я уже понял, что буду его рисовать. И совершенно не важно, сколько он мне заплатил бы и заплатил бы вообще. Это ощущение нельзя было никак объяснить и ни с чем перепутать. Я называл его "волна". Чувство, когда ты уже видишь перед собой будущую картину, когда твои руки уже словно подергиваются в предвкушении первого штриха. Но я упрямился еще почти час. Даже помыл полы, чего не делал с тех пор, как мои ненаглядные друзья разбили посреди мастерской бутылку вишневого ликера, и пол превратился в липучку для мух. Но когда я в очередной раз топил тряпку в унитазе, то осознал, что сдался. Сдался окончательно и бесповоротно. Плюнул, швырнул тряпку под раковину, вымыл руки и едва ли не бегом вернулся в комнату. Листы для набросков я вытаскивал дрожащими от предвкушения руками. Наверное, наркоманы так принимают из рук дилера очередную долгожданную дозу.
Очнулся я около полуночи. Весь пол был усеян исчерканными листами, но я все равно не мог уловить что-то по-настоящему важное для меня. То самое, ради чего и рисуется любая картина.
Я снова выбежал в ванную, попил воды прямо из-под крана и тут же замер и едва не сел задницей на кафель. Метнулся в комнату, забыв закрыть кран. Глаза. Я в упор не помнил, какого цвета у него глаза. Схватив коробку пастели, я начал подбирать оттенки прямо на карандашных набросках, надеясь, что сумею вспомнить: я уже делал подобные вещи, память в таких случаях не подводила меня никогда. Но - нет. Не было ничего общего с тем взглядом, которым он на меня смотрел.
- Ты этого добивался, сволочь? Этого?.. - я смял листки и швырнул их в стену. Нужно было пойти и лечь спать. Но я не мог.
- Все! Я сдаюсь! - прокричал я зачем-то входной двери, словно надеясь, что сейчас снова раздастся звонок. И, знаете, в половине третьего ночи мне это уже совершенно не казалось безумием. Но звонок молчал. Наверное, потому что я его отключил.
И тут меня осенило. Я даже заулыбался, предвкушая, как отомщу сейчас этому павлину за все мои страдания. Как же я мог забыть! Я сунул руку в карман, вытаскивая визитку и гадко усмехаясь при мысли, как он, разбуженный среди ночи, будет пытаться понять, что же я от него хочу. Потянулся за телефоном и чуть не выронил его из рук, прочитав имя на оставленном мне серебристом прямоугольнике.
Потому что я знал это имя очень хорошо. Его склоняла пресса, не так часто, чтобы оно было известно каждой домохозяйке, но достаточно, чтобы у меня не было ни малейших сомнений в личности того, кто небрежно сунул мне в руку визитку. Самый, пожалуй, известный на данный момент и особо модный дизайнер, он часто блистал на богемных тусовках, где, разумеется, никогда не появлялся я, поэтому мне было простительно не знать его в лицо. И он всерьез считал, что его портреты сделают меня популярным? И что он меня невероятно осчастливил, предложив себя в качестве натурщика? Я был просто поражен таким самомнением. Впрочем, случалось и не такое, и, в целом, я мог его понять. Но это совершенно не означало, что я готов отказаться от своей идеи. В конце концов, за бесплатное иногда надо платить гораздо больше. Я еще раз усмехнулся и набрал указанный на визитке номер.
Он принял вызов мгновенно. Словно ждал моего звонка.
- Итак, вы согласны на мое предложение.
Это не был вопрос. Это было утверждение. И оно окончательно выбило из меня остатки моей гордости.
- Да, - выдохнул я.
- Отлично. Я подъеду через двадцать минут.
Я сидел, оседлав табурет, и заворожено смотрел на пузырьки, оседающие на стеклянной стенке чайника. И молчал. Говорил он. Уверенно, словно мы уже давно и обо всем договорились, и оставалось только уточнить детали. Я поймал себя на мысли, что наверняка точно так же он сообщает своим заказчикам, что унитаз будет стоять вот на этом постаменте из красного дерева и другие варианты не просто невозможны, а напрямую противоречат законам природы.
Я думаю, окончательно меня добил именно чайник. И коробка китайского молочного улуна, которую он водрузил на подоконник. Чайник был новый, он извлек его из упаковки, и я сломал себе весь мозг, где и когда он успел его купить. Или он сделал это заранее? Или?..
- Специфика заключается в том, что мои портреты вы будете выставлять на обозрение широкой публики. И, сами понимаете, многие могут узнать меня в лицо, а мне бы этого не хотелось. Поэтому вам придется поработать над теми образами, в которых вы будете меня изображать. Я видел ваши работы, и именно талант воплощения образов и привлек меня. Полагаю, что вы - именно тот, кто мне нужен. Понимаете?
О да, я понимал. Я смотрел на него, и тот самый образ, о котором он мне говорил, уже почти отражался на стенке треклятого чайника. Больше всего хотелось приступить к работе прямо сейчас. Поэтому я просто коротко кивнул и взял с подоконника чашку. Она была одна, мои гости обычно пользовались одноразовой посудой, и мне почему-то показалось, что конкретно этот гость завладеет моей чашкой так же, как и моим креслом. Да и моей волей, если окончательно быть честным с собой. Но чашку он благородно оставил мне.
- Да не мучайтесь вы так. Можете делать наброски прямо сейчас, все равно я не смогу долго и часто вам позировать, у меня очень мало свободного времени. Итак, пока вы рисуете, я займусь организацией вашей персональной выставки. Полагаю, одного раза будет достаточно, дальше вас буду приглашать уже без моего участия. После того, как выставка закончится, я приеду за портретом и заберу его. А вы нарисуете новый, уже совершенно в другом образе. У вас очень многие захотят купить картины со мной, поэтому вам придется придумать, по какой причине вы их не продаете. Ну или можете так и говорить, что это писалось на заказ и хозяин картины просто разрешает ее выставлять. Я позвоню вам и скажу дату. Но к этому времени картина должна быть уже готова. Впрочем... - он слегка наклонил голову, наблюдая, как я вожусь с карандашами, - полагаю, что торопить и напоминать мне не придется.