Или готовы считать ее Тейкскалааном. Похоже, именно нечто в таком роде случилось с Один Молнией, и как он этим воспользовался? Бездарная попытка узурпации власти, хаотический транзит. Она бы ни за что!.. Но если министр Девять Тяга участвовала в узурпации, то, вероятно, у Третьей Ладони были основания считать, что Девять Гибискус, протеже министра, может попытаться предпринять что-нибудь подобное.
Она сказала:
– Вряд ли «изолированный», капитан Флота. Мы же сейчас едим с вами, правда? И уже не первый день… Вы ведь уже давно с нами? Сколько времени прошло?
– Мой адъютант Двенадцать Термояд – командир, которому я могу доверить командование «Параболической компрессией» на любой срок моего отсутствия по другим делам, – ответила Шестнадцать Мунрайз. Голос ее прозвучал немного раздраженно, нервно. Хорошо.
– Естественно, – сказала Девять Гибискус, заправляя в рот еще порцию лапши. Ее язык онемел в огне приправы. – Скажите мне, пожалуйста, если я смею интересоваться, – наивысшая форма изъявления вежливости, настолько вежливая, что кажется оскорбительной, – что вам нужно в столовой Пятой палубы? Ума не приложу. Неужели на «Параболической компрессии» нехватка рисовой лапши?
Теперь ее солдаты рассмеялись куда как раскованнее. Она испытывала к ним первобытно-родительское чувство. «Что с того, что мы сами по себе? Мы – тот грузик, который вращает колесо».
– Мне нравится ваша приправа к маслу, – сказала Шестнадцать Мунрайз абсолютно кротким голосом. – Возможно, я попрошу у вас одолжить мне шеф-повара этой палубы на денек-другой.
Она застряла в них, как заноза. Не хотела уходить, была готова позволить Девять Гибискус понять, что думает, потому что неколебима в своей уверенности: знание Девять Гибискус ничего не может изменить… Долбаные третьеладонники!
«Интересно, не предполагается ли моя смерть здесь? – подумала она. – Не должна ли и Шестнадцать Мунрайз умереть – прямо в пастях наших врагов? Косвенный ущерб ее хозяева вполне могут понести… если это означает и уничтожение меня.
А кто тогда выиграет войну, если все капитаны Флота умрут, как умирают мои “осколки”?..»
– Когда мы сможем поделиться столь необходимой на корабле личностью, как повар Пятой палубы, – начала было она, но тут ее облачная привязка засветилась красным и белым: пришло срочное послание.
На «Грузике для колеса» был только один человек достаточно высокого положения, чтобы перебить ее установки, залить письмо в ее глаза без запроса предварительного разрешения.
«Мальва, в медицинской части объявлен протокол заражения, – гласило послание Двадцать Цикады. – Я внутри этой зоны. Тело нашего врага распространяет грибковое цветение. Один медик умер. Гриб сожрал его. Подтверди получение».
Она вскочила со своего места, подняла руку, пресекая любые вопросы со стола. Глаза ее заморгали со всей доступной ей скоростью, вызывая систему обмена посланиями, в которую она отправила беззвучный текст: «Пчелиный Рой, почему ты внутри зоны?!»
Долгие десять секунд.
«Ничего лучше в голову не пришло. Приходи – посмотришь. Я пока вроде не умираю».
«У меня тут Шестнадцать Мунрайз», – написала она. Ждала. Ждала. Ждала в неопределенности паники, страх так глубоко пробрался в ее грудь, что заполнил ее целиком, она теперь словно существовала рядом и параллельно с ним.
Наконец: «Звезды небесные, Мальва, приводи ее. Почему нет?»
Восемь Антидоту снились деструктивные личности, и когда он проснулся, персонажи сна все еще висели вокруг него в воздухе вязкими миазмами, подобно утру, окутанному туманом, разогнать который не в силах даже солнечные лучи. Он был бесконечно расстроен, абсолютно уверен, что сделал что-то нехорошее, и в такой же степени не испытывал ни малейших сомнений в том, что ничего плохого не делал, во всяком случае в мире бодрствования. Все плохое ему только приснилось, а теперь сон проходил. Сходил на нет, хотя еще и не исчез полностью, только разлетелся на куски.