В Семнадцатом легионе: все «Осколки» вместе, объединены общим прицелом и биообратной связью, и еще одной штукой – в своей компании, когда нет поблизости начальствующих офицеров и непилотов, они называют эту штуку осколочным трюком. Осколочный трюк – это когда они в каждом «Осколке» разделяют не только проприоцепцию и боль, но и инстинкт – время реакции, – и моменты отчаяния или красоты, мысленно.
Это не то чтобы слова, но коммуникация, которая нравится только небольшому проценту пилотов. Те же, кому это нравится, испробовали опцию на пределах ее возможностей: декламировали друг другу стихи, не открывая рта.
Декламировали друг другу стихи, находясь по разные стороны гиперврат, и слышали искаженное эхо, вибрации, доходящие до мозга костей. Что-то из сектора пространства, наглухо отсоединенного от того, в котором они находятся, если не считать шва гиперврат и громадного, дышащего осколочного мировосприятия.
Все объединенные «Осколки» в Семнадцатом легионе, нравится им осколочный трюк или нет, умирают от маслянистой всерастворяющей корабельной слюны, испускаемой трехколечным чужеродным врагом под вспышки энергетических пушек. Они умирают в мучениях и в огромных количествах.
Далеко-далеко в секторе тейкскалаанского пространства, где находится Жемчужина Мира, а еще и крейсер Третьего легиона «Медная столовая гора», четыре пилота «Осколков» возвращаются после тренировочного полета на ангарную палубу с криками и слезами; они помогают друг другу выбраться из своих кораблей и встают, соединившись и поддерживая один другого, словно не могут остаться в одиночестве. Наконец один из них говорит, ниточка здравомыслия среди их рыданий – и кто он, не имеет никакого значения: «Нам необходимо поговорить с министром войны. Код «Гиацинт». Немедленно».
Глава 16
Два Альтернатор выхватила шокер размером с большой палец из своего левого рукава и удавку из правого и улыбнулась на варварский манер, показывая все свои квадратные зубы.
– Как я выгляжу? – спросила она. – Что скажешь – я могу выдавать себя за лселского аборигена?
– Ну секунд двадцать, вероятно, сможешь, – сказала Девять Наперстянка, застегивая на себе боевой комбинезон, – а больше тебе и не нужно, хвала звездам. Видок у тебя нелепый. Но нелепость двадцать секунд продержится, а этого будет достаточно, чтобы провести таможенных офицеров станции, пока мы с Пять Волокно не проникнем в воздуховод.
Два Альтернатор наморщила нос.
– Ты прежде работала в министерстве информации, тебе и убеждать, – сказала она. – В особенности еще и потому, что ты будешь говорить, что я все делаю не так!
– Буду, – сказала Девять Наперстянка, – но мое лицо им слишком хорошо знакомо.
– Когда я соглашалась на эту работу, ты не говорила, что спалилась здесь, – подозрительно сказала Два Альтернатор.
– У нее очень заметное лицо, – сказал Пять Волокно. Он засунул нож в ботинок. – Я никогда еще ничего не воровал с космической станции. Это будет забавно.
Верхние панели, по три на страницу. Первая панель: корабль капитана Камерона приближается снизу к тейкскалаанскому кораблю, который мы видели на вводной странице; он настолько велик, что кажется ненастоящим.
Вторая панель: крупный план рук Камерона на навигационной консоли и блеклое отражение Чадры Мава, который помогает Камерону вести корабль; сквозь окно фонаря корабль превращается в металлический задний план, супердекоративный с избыточными прикрасами и энергетическими пушками, похожими на черные глаза. Третья панель: Камерон и Чадра Мав миновали корабль и уходят в черноту. Исчезают вдали. Их никто не замечает.
КАМЕРОН (мысли в облачке на третьей панели): там звезды получше тех, что видит империя, и тех, что когда-либо озаботилась поискать станция.
Восемь Антидоту не снились сны, и он был рад этому. Он не помнил, как уснул; помнил только, как проснулся. Светать еще не начало. Он спал в верхней одежде, не раздевшись, за своим столом, опустив голову на руки, как на подушку, и проснулся приблизительно час спустя. Засыпая, он размышлял, а перед этим пожелал доброй ночи Пять Агат и императору, после чего ушел к себе. Он пытался смотреть голопроекторные шоу, но ни на одном не смог сосредоточиться. Его переполняли разнообразные идеи, замыслы, ужасы; он словно превратился в перенасыщенный раствор, который в любой момент мог кристаллизоваться и все понять. У него почти получилось. Восемь Антидот все время возвращался к словам Дзмаре: «Я думаю, они в некотором роде люди». И к другим ее словам: «Я знаю, к смерти у них не такое отношение, как у нас, но они знают, что такое смерть».