Он оторвал еще кусочек от хлебца, сжал его в пальцах.
– Почему? – жалобным голосом спросил Восемь Антидот, ненавидя себя за эту интонацию. – Они люди. Не такие, как мы, но все же люди, я правда так думаю, и вы сами сейчас сказали, что уничтожение планеты – это ужас, я своими ушами слышал!
– Я и в самом деле так сказала, – подтвердила император. – И я верю, что так оно и есть. Уничтожить планету – страшное действие, как и принятие такого решения. Но для этого и существуют императоры, Восемь Антидот, – чтобы принимать страшные решения или, точнее… Я скажу тебе правду, мой маленький шпион. Тебе когда-нибудь придется делать это самому, так что лучше знать правду. Я предпочту праздновать пиррову победу – продемонстрирую, на что способен Тейкскалаан, уничтожу живую прекрасную планету, населенную людьми, сотру ее в порошок, отравлю дождем смерти. Да, они, вероятно, люди, но не из тех, которых мы можем понимать, и я предпочту один акт уничтожения бесконечной войне на истощение, потере наших и их людей и далее, далее, далее. Это может превратиться в гнойник на границах империи, который не пройдет никогда.
Она не ела хлебец. Она его проглотила так, словно в горле у нее образовалась такая же сушь, как у Восемь Антидота.
– Иногда такие раны лучше прижигать, – сказала Девятнадцать Тесло.
Девять Гибискус шипела сквозь зубы. Махит хотелось отступить или встать перед Три Саргасс на случай, если предложение попросить разрешения у императора начать тотальную войну, забыв обо всяких стратегиях, было столь скандальным нарушением приличий, что яотлек могла… Махит не знала что. Застрелить Три Саргасс? Предать ее военно-полевому суду? Отправить в один из сверкающих «Осколков» и повести легион в атаку?
Ей хотелось перестать воображать худшие варианты развития событий, но вариантов получше было так мало! Вдобавок Искандр превратился в бестрепетное гудение боли в ее запястьях, в нетерпеливое ожидание, которое было не проявлением выдержки, а скорее подготовкой к какому-то неизвестному отчаянному действию…
Но тут Девять Гибискус сказала:
– Сообщите Сорок Оксиду: на огонь отвечать огнем, но наступление прекратить.
Два Пена кивнула в подтверждение. Махит пыталась дышать в промежутках между предложениями яотлека. Ей не удавалось вдыхать и выдыхать с достаточной скоростью.
– Пока прекратить, – продолжала Девять Гибискус. – Но быть в готовности по моему приказу. И отправить экспресс-курьера в город, я хочу услышать голос одобрения императора по этому приказу в дополнение к моему. – После этого она снова посмотрела на Три Саргасс и сказала гораздо тише, теперь Махит едва могла слышать ее слова: – Я всегда считала, что Информация лучше Ладоней, если есть потребность в ведении контрразведывательных мероприятий за пределами Флота, потому что Информация заранее обречена на провал и не имеет возможности увлечься варварами при первой встрече, забыв, для чего существует Флот. Вы испорчены априори. Но я никак не ожидала, что кто-то из вас приведет сюда варвара, которая использует тейкскалаанский имперский протокол, чтобы доказать свою правоту.
– Посол Дзмаре – уникальная личность, – сказала Три Саргасс, а Махит пыталась понять, кто тут ее оскорбил и следует ли возразить. Она ведь одержала победу, да? Хоть и короткую. Она выиграла им время, в течение которого Двадцать Цикада может продолжать переговоры. Время для чего-то иного, чем спустить с поводка всю тейкскалаанскую военную машину, настроенную на безжалостное и тотальное уничтожение без разбора, тонкое, красивое, которое положит конец всякому смятению, непониманию. Поражение.
<Поражение для кого?> – пробормотал Искандр. Махит не была уверена или не могла ему сказать, или он и без того знал. Поражение для нее. Для пространства языка, который позволяет таким, как она, грезить Тейкскалааном и в то же время оставаться станциосельником. Верить, что речь может идти не только о Тейкскалаане, когда кто-то произносит слова «весь мир».
Кто-то из офицеров на мостике сказал:
– Яотлек, через гиперврата прошел корабль – у нас за спиной…
– Вражеский корабль? – спросила Девять Гибискус, и Махит с неожиданно ледяной ясностью подумала: «Если это вражеский корабль, прошедший через Атхамематские гиперврата со стороны Лсела, то станцию они уже захватили, а я даже не знала, когда убили всех моих сородичей. Я была здесь, вела переговоры с их убийцами и так и не узнала…»
Если бы она задышала, у нее началась бы гипервентиляция. Если бы она шевельнулась, то эта мысль стала бы истинной и настоящей, а ей бы тогда пришлось продолжить дыхание.