Наступило короткое, напряженное, наводящее страх молчание. Потом Девять Гибискус сказала:
– Отпусти посла, Пять Чертополох. Пока. Мы попросим нашего гостя рассказать нам надлежащим образом, что происходит в секторе Парзравантлак. В подробностях, советник Тарац, и на цивилизованном языке, если получится.
Пистолет убрали. Три Саргасс услышала быстрый вздох Махит. Ей хотелось ее обнять, может быть, прижать к себе и точно поцеловать. Но это разрушило бы хрупкий баланс, который с трудом удалось восстановить, а потому Три Саргасс только посмотрела Махит прямо в глаза и улыбнулась, показывая зубы. Возможно, эта улыбка стала получаться у нее лучше.
Он порадовался, что его вырвало в душе, так как это означало: в метро или в наземном шаттле, который повезет его от последней действующей станции метро до космопорта, тошнить будет нечем. Расследование Городом схода поезда с рельсов еще не закончилось, или они обнаружили следы взрывчатки, но сделать ремонт еще не успели. В любом случае добраться до космопорта на метро было невозможно – ходил наземный шаттл такого размера, какой Восемь Антидот в жизни не видел. Без сидений, только с поручнями, чтобы держаться, битком набитый взрослыми, другими детьми, багажом. Он едва втиснулся, и все подумали, что он чей-то ребенок. Все ехавшие имели такой вид, будто их сейчас начнет рвать прямо в шаттле, который постоянно дергало, когда он останавливался или трогался с места. Держаться за поручни было непросто, а багаж переваливался туда-сюда, ударяя людей по ногам, отчего они теряли равновесие.
Но больше всего ему досаждало отсутствие облачной привязки. Когда он в последний раз заглядывал во Дворец-Центр, у него был гид, и весь Город за ним наблюдал, но сегодня ему нужно было перемещаться быстро и без посторонних глаз. Он не знал, позволит ли ему Ее Великолепие и дальше оставаться шпионом, сохранит ли такую степень свободы, при которой он попадает в переделки и узнает вещи, о которых не должен знать или которые кто-то держит в тайне. Он в лицо сказал императору, что не согласен с ней, а теперь он предпринимал действия, которые должны были отменить ее приказ. Если бы он позволил Городу и всем камерам отслеживать его перемещения по облачной привязке и получать изображения и если бы император захотела его остановить, он сильно облегчил бы ей поиски.
Поэтому он оставил облачную привязку в вагоне метро на станции, где делал пересадку, и сел в этот жуткий шаттл. Снял ее, чтобы протереть глаз – делал вид, что он совсем маленький, восьмилетка, и у него первая облачная привязка, к которой он еще не привык, – и положил рядом на сиденье. Когда он поднялся в возбуждении на остановке Плац-Центральная-1, он был очень рад, что один раз уже побывал там с привязкой, потому что иначе сам не нашел бы дорогу в семи уровнях развязок. Наверное, его облачная привязка так и лежала в вагоне, каталась от остановки до остановки туда и обратно. А он был без защиты, свободен и внутри толпы, может быть, достаточно высокой, чтобы скрыться от глаз Города, которые он ненавидел. Сейчас особенно.
Инфокарта с его приказом была засунута внутрь рубашки – оттуда он ее никак не мог ни потерять, ни уронить. Он ощущал прямоугольное давление на свой живот каждый раз, когда кто-нибудь из взрослых толкал его в шаттле. А когда двери шаттла наконец-то открылись и все изнутри потекли наружу в космопорт Сокровенной области, он старался идти со всеми, не останавливаться. Если он остановится, то может повернуть назад. Восемь Антидоту здесь не нравилось. В космопорту стоял ужасный шум, а входы в метро так и оставались закрытыми. Пришлось пройти через целый эскадрон Солнечных, и он не стал смотреть, повернули ли они свои безликие головы в позолоченных шлемах в его сторону. Если Солнечные его узнали, весь Город и император будут знать, что у него на уме.
Может быть, даже подкинут тому, кто подорвал поезд в метро, идею предпринять новую попытку. Эта мысль была ужасна, и он не хотел, чтобы она еще раз пришла ему в голову.
Из терминала Тюльпан в терминал Настурция. Хорошо, что он запомнил дорогу. Он чувствовал себя корабликом, спроецированным на стратегический стол-картограф. Вот он двигается по траектории, начерченной кем-то другим, кем-то, кто был им во дворце, но при этом совершенно другой личностью, а не испуганным ребенком, в которого он превратился сейчас.