Как только мальчишки расселись на полу и достали свитки, наставник вышел вперед и указал рукой на большую доску, покрытую изящными незнакомыми символами. Эйден вспомнил, где он видел эти символы. Они были нанесены на таблички в пещере, когда они шли к обители Белых масок с Маррадом. Они встречались и в темных подземельях, выбитые на камне. На его стилете тоже были эти символы. Кадир тогда сказал Эйдену, что это язык Лабрана. И последующие слова наставника это подтвердили.
– Лабратэнга, – коротко сказал Эоген, продолжая указывать на доску. – Дословно – язык Лабрана. Более подробно – один из древнейших языков этого мира. Он возник задолго до империи. Задолго до появления таких государств, как Кагра, Алия или острова Гастана. На этом языке говорил Владыка Тос со своим братом Ласом, когда делил ночь и день. На этом языке говорю я и мои братья. Этот язык будете учить и вы, далтэ.
– Еще один язык, – проворчал сидящий рядом с Эйденом Клеч. Ему замотали сломанную руку и вдобавок дали какого-то зелья, из-за чего мальчишка порой нес полную чепуху, веселя остальных. – Есть же…
– Еще один язык, далтэ, – жестко ответил Эоген. Эйден не удивился, что наставник услышал тихий шепот Клеча. Он давно понял, что чувства у всех наставников обострены до предела и недооценивать их не стоит. А вот Клеч, видимо, этого так и не понял, потому что раскрыл рот и покраснел от смущения. – Который не только поможет вам в минуту нужды, но и, возможно, убережет от преждевременной гибели.
– Извините, байнэ, но как он может помочь? – спросил Тарам, поднимая руку.
– Взгляните направо, – велел наставник и, как только головы повернулись в указанном направлении, добавил. – Что вы видите?
– Какие-то символы, – пожал плечами Тарам. Потом просиял и улыбнулся. – Это лабратэнга?
– Верно. Но что написано на стене, далтэ? – спросил Эоген, прищурив глаза.
– Я не знаю, байнэ.
– А ты? – спросил он Клеча.
– Я не знаю, – потупился тот. Наставник тоже улыбнулся, но словно нехотя.
– Большинство городов и замков были возведены задолго до вашего рождения. И задолго до рождения ваших отцов, дедов и прадедов. Но даже в те времена по тракту ходили Белые маски, выполняя контракты и убивая во славу Владыки тех, кому выпала метка. Мир менялся, менялись города, менялись и замки. Однако оставались тайные тропы, затянутые паутиной ходы в глубинах подземелий, скрытые двери и укромные тайники. Как и многочисленные ловушки, ямы со змеями и комнаты без окон и дверей, откуда невозможно выбраться. Так и стали появляться у приметных мест лабранские знаки. Простой человек увидит лишь изящный символ, посмотрит и пройдет мимо. А Белая маска прочтет многое…
– Байнэ, так что тогда написано на стене? – осмелев, спросил Кадир. Остальные тоже закивали, но мужчина в ответ рассмеялся. Не сухо, как Жакен Торбул, и не зло, как Маррад Эйк. Это был искренний и довольный смех, какой Эйден уже давно не слышал.
– Выучи язык, далтэ. Тогда сам прочитаешь, – ответил наставник и, кашлянув, отошел к доске с письменами. – Приступим…
После занятия по лабратэнга голова Эйдена приятно потяжелела, как и свиток, вместивший уйму полезной информации. Язык и правда был уникальным. Один символ мог означать, как одно слово, так и целое предложение, если к нему добавить несколько штрихов. И теперь, идя по обители Белых масок, мальчик то и дело замечал начертанные на стенах символы. Какие-то были свежими, словно их выбили на камне вчера, а какие-то стерлись от времени и влаги, струившейся по каменным стенам. Пока написанное оставалось для него тайной, но в груди теплилась уверенность, что рано или поздно он сможет прочесть послания. Конечно, нашлись и те, кому занятия по лабратэнга казались лишними. Кадир хотел учиться ножевому бою, Тараму были интересны зелья и яды, а кто-то из мальчишек увлекся анатомией и физиологией под руководством Федельмида Келла – сварливого алийца, любившего говорить с самим собой. Эйден же не выделял что-то одно, жадно проглатывая то, что пытались донести до далтэ наставники…
– Точка забвения, – произнес Федельмид Келла, прикоснувшись двумя пальцами к своей шее. – Тройное нажатие с равным интервалом лишит вашу жертву сознания, даже если она в этот момент спит.
– Байнэ, разве не проще пронзить сердце стилетом и пожертвовать Владыке плоть жертвы? – подняв руку, спросил Кадир.
– Не проще, далтэ, – буркнул наставник, подходя к нему. Кадир, как и всегда, смутился и покраснел. – Расскажу вам о случае, который произошел со мной. Я получил контракт на барона Формарка из Эмпеи. Барон крепко насолил Совету старейшин и за это получил метку. Когда я проник в его замок и нашел барона, то увидел, что барон Формарк возлежит на роскошной перине в окружении семи голых рабынь. Времени было в обрез, за окном уже светало. Я пронзил сердце барона клинком и лишил его мужественности, как и подобает. Но проблема была в другом. Любая из рабынь могла проснуться, пока я пробираюсь к выходу, и поднять тревогу. Да, далтэ. Я мог бы убить каждую из них, но Белая маска не застрахован от неожиданности. Дрогнет рука, скользнет стилет, кто-то всхлипнет, разбудит остальных и к выходу придется пробиваться с боем. На помощь пришла точка забвения. Когда протрубили тревогу, я был уже далеко от замка. А теперь вопрос. Стоило ли рисковать контрактом и удачно сложившимися обстоятельствами, если жертва убита и лишена мужественности?