– Интересные мысли. Хорошо, – хмыкнул Эоген. – Садись. Далтэ Кадир. Я смотрю тебе не терпится рассказать о своем знаке?
– Простите, байнэ, – вздохнул гастанец, заставив Эйдена улыбнуться. Кадир поднялся со своего места и вытащил из кармана маленькую фигурку лошади, вырезанную из дерева, размером чуть меньше мизинца.
– Фрис Шарама. Верный скакун бога войны, – задумчиво протянул Эоген Лурье. – Почему этот знак, далтэ?
– Я люблю резать по дереву, байнэ, – покраснев, ответил Кадир. – В моем племени существовала традиция, когда ушедшему к Шараму клали на грудь фигурку фриса…
– Считалось, что таким образом скакун донесет душу до чертогов Шарама, – закончил за Кадира наставник. – Хорошо. Садись. Далтэ Эйден.
Эйден поднялся со своего места и с превеликой осторожностью достал из кармана засушенный цветок белого цвета.
– Лабранская роза, – со знанием дела ответил Эоген Лурье. – Ты знаешь, что она растет только на Лабране?
– Да, байнэ. Но мне нужен не живой цветок, а засушенный, – кивнул Эйден. – А засушенной эту розу можно найти у травников по всей империи. К тому же я могу взять про запас, когда буду покидать Лабран.
– Почему именно лабранская роза, далтэ? – прищурившись, спросил наставник. Вместо ответа Эйден уколол самописным пером палец и выдавил на стол несколько капель крови. В получившуюся лужицу он положил сухой цветок. Остальные мальчишки, затаив дыхание, наблюдали за тем, что он делает. А меж тем цветок принялся оживать. Сухие лепестки распрямились и белый цвет медленно начал наливаться багрянцем. Цветок быстро впитывал кровь и через мгновение на столе лежала живая багровая роза, источая еле уловимый сладкий запах.
– Мы похожи, байнэ, – тихо пояснил Эйден, смотря на Эогена Лурье. – Я и этот цветок.
– Вижу, – улыбнулся тот и кивнул. – Хорошо. Садись. Далтэ Микел…
К исходу года, когда на острове выпал первый робкий снежок, Эйдена и остальных мальчишек стали привлекать к различной работе. Так появились дежурства на кухне, где им нужно было помогать поварам чистить овощи и готовить еду. Дежурства у подъемного моста на входе в обитель. Часто мальчишки разгружали корабли, встававшие на якорь у пристани. У каждого капитана обычно на поясе висела медная табличка с надписью на лабратэнга, разрешающая причаливать к острову без последствий для корабля и для команды. Те, кто волей судьбы оказывался в лабранских водах без разрешения, пополняли темницы обители и становились наглядным пособием для далтэ, учащихся убивать.
Остальные мальчишки ворчали и не любили дежурства. Но Эйден радовался, если ему вдруг выпадало дежурство на стене или нужно было пойти в лес, чтобы пополнить запасы Ясана Меледи. Свежий воздух действовал на него умиротворяюще и изгонял дурные мысли, к тому же одиночество нравилось ему. Исключение он делал только для Кадира и кота, которому так и не дал имени. Но скальный кот с началом зимы перебрался в горы, а когда Эйден рассказал об этом Ясану Меледи, наставник рассмеялся и пояснил, увидев, что мальчик удивился его реакции.
– Зов природы, далтэ, – улыбнулся он. – В этом возрасте скальные коты начинают искать пару, дерутся с другими самцами и подбирают себе пещеру. Однажды он уйдет навсегда, а пока… пока он будет возвращаться.
И кот иногда возвращался. Чаще всего ночами, когда Эйден стоял на стене или нес дежурство на границе с дикой частью острова. Мальчик понимал, что никто в здравом уме не рискнет напасть на обитель Белых масок, но дежурство давно уже стало обыденностью, менять которую никто не собирался. Эти дежурства нравились ему больше других. Ночь, тишина, прохладный морской воздух, изредка добиравшийся до равнины, и приглушенные крики зверей, вышедших на охоту. И так день за днем, ночь за ночью…
*****
– Сколько мы уже на острове? – спросил Кадир, закончив полировать стилет мягкой тряпочкой. Как только выдавалась свободная минутка, гастанец доставал тряпочку и принимался за привычный ритуал, к которому все уже давно привыкли. Он так же ревностно следил и за остротой клинка, но в этом не было нужды. Лабранская сталь никогда не тупилась. Об этом знали все, и Кадир тоже, что не мешало гастанцу придирчиво пробовать остроту ногтем.
– Кадир… – протянул Эйден, отрываясь от свитка. – Мне нужно завтра приготовить байнэ Келла пять зелий, а ты отвлекаешь. У тебя свой календарь есть.
– Есть, но я занят, – улыбнулся тот, снова начиная полировать стилет тряпочкой. Эйден вздохнул, почесал шершавый подбородок и снял с полки деревянную дощечку, в которой отмечал дни и месяцы.