Здесь, в отличие от улиц, на них никто не смотрел косо. Тонкий в кости молодой юноша с лисьим лицом молча принял у мужчин метки Тоса и через несколько мгновений положил перед каждым звенящий мешочек. Эйден открыл свой и удовлетворенно хмыкнул, увидев внутри серебрянные и золотые монеты.
– Все по курсу, – улыбнулся юноша, ничуть не смущаясь посетителей в белых масках. Он изучил их лица и тихо добавил. – Вы впервые в нашем банке, господа?
– Впервые, – ответил Микел.
– В таком случае, рад вам сообщить, что представительства нашего банка с удовольствием помогут вам обменять метки на наличность почти в любой точке империи. За скромную комиссию вы так же сможете пополнить припасы и заказать особые инструменты, потребные для вашего дела.
– И как найти ваши представительства? – ехидно спросил Фран.
– На главной площади самого крупного города провинции. Ищите знак в виде зеленого клевера, точно такой же, как над входом в это здание.
– Благодарю, – кивнул Эйден, ответив за всех. Он засунул полученные деньги в мешок и, закинув его за спину, направился к выходу.
После банка четверка мужчин в белых масках вновь пересекла площадь и вошла в первый попавшийся трактир. Хозяин, краснолицый эмпеец с густой рыжей бородой, открыл рот, увидев, кто вошел и, гаркнув на служанку, велел ей освободить стол в эркере.
– Что уважаемые желают? Есть тушеная рыба и вареная оленина. Бобовая каша и картоха с грибами…
– Мы не есть пришли. Четыре кружки эля, – перебил его Эйден. Хозяин кивнул и, поклонившись, укатился за требуемым. Когда на столе появились четыре глиняных кружки с элем, мужчины подняли их, пролив немного на занозистый стол.
– За Адана, – глухо сказал Микел.
– За Тарама, – кивнул Костис.
– За Клеча, – добавил Фран.
– За Кадира, – вздохнул Эйден и сделал глоток. Эль был кисловатым и теплым, но на это никто не обратил внимания. Осушив кружки, мужчины синхронно вздохнули.
– Двину в Эмпею, – нарушил молчание Фран. – Нужно вернуть пару долгов.
– Как и каждому из нас, – улыбнулся Микел, но улыбка вышла неживой и натужной. Он задумчиво провел пальцем по ободку кружки. – Меня ждут дела здесь, в Эрении. А потом отправлюсь в Алию, если не будет подходящего контракта.
– Я тоже поеду в Алию. Мать будет рада увидеть меня, – кивнул Костис и в его глазах блеснула злоба. Он повернулся к молчащему Эйдену и спросил. – А ты, Эйд?
– Мне хочется посетить цирк, – коротко ответил тот. – Но сначала надо в Ларахе задержаться, и кое-что узнать.
– Кто знает, увидимся мы еще раз или нет, – задумчиво протянул Микел и поднялся из-за стола. Остальные тоже встали. – Пусть Владыка сбережет вас.
Мужчины допили эль, обменялись рукопожатиями и вышли на площадь. Торговая площадь в Ларахе давно была известна, как центр империи. Сюда стекались все дороги и здесь вершились великие дела. Именно здесь разошлись дороги четырех Белых масок. Фран направился к северным воротам, Микел и Костис к западным, а Эйден, проводив их взглядом, поправил заплечный мешок и медленно зашагал в сторону Ублюдочной улицы. Он понимал, что только там может найти ответы на свои вопросы.
Извилистая улица была прозванна «Солнечной», но народ ласково именовал её «Ублюдочной». На этой улице располагались многочисленные бордели, игорные дома, ломбарды, в которые люди сносили все самое ценное, чтобы потом просадить выручку в ближайшем веселом заведении или оставить её в жадных лапах воров. Эйден неторопливо шел вперед, без стеснения расталкивая прохожих, грязных уличных девок и их сутенеров с серыми, безжизненными лицами, которые подобострастно кланялись ему.
Несмотря на середину дня, улица оказалась заполненна народом. В веселой толпе нашлось место и пьяницам, которых вышибли из трактиров, и они были вынуждены трезветь в ближайшей мусорной куче. Острый взгляд Белой маски замечал и карманников, которые ловко выуживали у зазевавшихся простаков кошельки из карманов, снимали кольца и растворялись в толпе, словно безликие тени. Были тут и шлюхи всех сортов и комплекций; грязные и плешивые из бедных борделей и красивые, напомаженные, что работали в богатых домах. Некоторые из них без стеснения ходили обнаженными до пояса, рекламируя публике обвислые груди с темными сосками, впалые или толстые животы, покрытые шрамами и засохшими соками. Они смеялись, ластились к прохожим и зазывали их в бордели, чье название висело у них на шее, словно таблички с именем хозяина у рабов.