На стену он взбирался долго. Пальцы ощупывали шершавый камень, выискивая выщерблины и неприметные на первый взгляд дырочки. Дважды он потревожил паучьи коконы и чудом избежал укуса, еще один раз пришлось повисеть на руках, пока два болтающих стражника не закончат разговор. Поэтому, когда Эйден проник через небольшое окошко в сторожевую башню, он снова вспомнил слова мессира Владыки о том, что к вылазкам следует готовиться тщательно.
В башне пахло сыростью, потом и железом. Снизу доносились лязгающие звуки и чей-то громкий голос, а сверху слышались шаги прохаживающихся по стене стражников. Эйден, вжавшись в стену, подождал, пока восстановится дыхание, после чего решил пойти по ступеням вниз. На стенах стражников было больше, к тому же подземелья казались ему более удобным вариантом, чтобы проникнуть в обитель барона Одита.
– Мило за вином пошел, – произнес чей-то грубый голос. Эйден спрятался в темноте и снова вжался в стену. Он видел, как по стенам прыгают тени стражников, греющихся возле жаркого камина. – Надеюсь, что успеет прежде, чем весь песок вытечет.
– Снаружи ветрено, – ответил ему другой, более молодой и звонкий. Голоса слышались очень близко, но Эйден пока выжидал. – Повезло Тамонну, он барона охраняет. В тепле, да и пожрать может…
– Молодой ты еще, – ехидно ответил первый. – Утром мы спать пойдем, а Тамонн будет трупы в телегу грузить. А потом еще и закапывать повезет.
– Говорят, что третья яма уже почти заполнилась, – тоскливо откликнулся второй.
– У барона грусть, – грубый смех в ответ. – Да где этот Мило? Скоро на стену идти!
– Тут я, Олф, – послышался еще один голос. Сиплый, усталый. – Все вино в погребе, а там этот стоит… Мориэл. Баронов подлиза.
– Сколько? – перебил его грубый голос Олфа.
– Пять медяков. Наглый сукин сын. За эту мочу и медяка жалко.
– Плевать, – лязгнул чем-то тяжелым Олф. Запахло вином и до Эйдена донеслись булькающие звуки. – Ох… хорошо.
– «Три стражника. Двое пьяны», – подумал Эйден, переместившись ближе. Теперь он их видел. Двое крупных, грузных, в изъеденных потом и солью кожаных панцирях. Третий молоденький, с жидкими усиками и беспокойным взглядом. Рукоять ужалила ладонь холодком, когда Эйден вытащил стилет из набедренных ножен. – «Первым будет молодой. Затем второй, с шрамом на щеке. Третий, с кувшином, последний».
Эйден мягко отделился от стены и в два шага добрался до молодого стражника. Тот не успел охнуть, как стилет вошел под ребра и пронзил сердце. Когда тело с глухим лязгом упало на каменный пол, двое других стражников повернулись на источник шума. Мило, вытаращив глаза, рухнул на колени, зажимая рукой горло, из которого толчками вытекала кровь. Олфа Эйден ударил ребром ладони по гортани, после чего потянул на себя и легким движением свернул шею. Три коротких выдоха, три трупа.
Голова слегка кружилась, но в сердце обдало приятным теплом. Рукоять стилета пусть и жгла все еще кожу ладони морозцем, но холод был легким, почти незаметным. Отточенные на тренировках удары Эйден выполнил безукоризненно, но радость быстро прошла, уступив место сожалению.
Он увидел, что рядом с тем местом, где находился укромный уголок, был расположен небольшой лаз. Можно было обойти стражников так, что они бы не заметили. Можно подлить в вино сонного зелья или незаметно швырнуть в огонь пару «Черных глаз Тоса». Но Эйден понимал, что сам хотел этого. Хотел вонзить стилет в сердце, хотел сломать шею, хотел убить и лишить убитых мужественности, чтобы принести её в дар темному богу. Понимал и корил себя за то, что сделал.
Однако сожаление тоже исчезло. Барон был все еще жив и стилет снова напомнил о себе морозцем. Кровь стражников была жидкой, а клинку хотелось крови благородной и густой. Вздохнув, Эйден перетащил трупы стражников в темный угол и мрачно посмотрел на лужу крови. Ошибка, за которую любой наставник не только высек бы его, но и прочел лекцию о недопустимости подобного.
– «Эмоции», – мысленно проворчал он, углубляясь в лабиринт подземелий, и остановился, как вкопанный, увидев рядом с маленькой дверкой знакомые символы, выцарапанные на шершавом камне. Это был лабратэнга. Язык Белых масок. И одновременно то, о чем говорил Эоген Лурье на занятиях. Белые маски уже были в этом замке, но Эйден не знал, сколько лет прошло с момента появления этого символа. «К жилым помещениям сверни направо», – гласила надпись. Приоткрыв дверку, Эйден увидел коридор, заканчивающийся тремя дверями. Одна прямо, и еще по одной слева и справа. Хмыкнув, он подошел к двери в правой стене и осторожно заглянул в следующий коридор. До носа донеслись вкусные запахи, да и сам воздух был теплым.