– Храбрости тебе не занимать. Немногие могут похвастаться тем, что выжили после встречи с Белой маской, – тихо ответил Эйден. Капюшон скрывал его лицо, оставляя видимым только заросший щетиной подбородок. Арэн развернулся и весело посмотрел на него и Рамину.
– А ты, получается, знаток?
– В некотором роде, – кивнул Эйден. – Вот только я не слышал, чтобы Белые маски бежали. Тем более от таких, как ты.
– Язык у тебя… – мужчина не договорил, потому что Эйден медленно откинул капюшон и паскудно улыбнулся. Трактирщик тут же пробормотал охранную молитву Ласу и сделал шаг назад. Арэн захлопал ртом, как рыба, а изо рта у него вырвался сиплый клекот. – Белая маска.
– Проницательности тебе не занимать, – съязвил Эйден. Рамина слабо улыбнулась, уловив в его голосе яд.
– Я не знал, господин…
– Я тебе не господин. Выдохни, а то обгадишься, – поморщился Эйден и, чуть подумав, добавил. – Гроза Белых масок.
– Получается, вы барона-то? – трактирщик сделал характерный жест, проведя пальцем по шее.
– Ты не похож на заказчика, чтобы я тебе отчитывался.
– Простите, господарь. Может еще вина девочке вашей? Или хлеба с сыром? Скоро похлебка готова будет.
– Нет, – мотнул головой Эйден. – Скажи лучше, есть у вас тут неподалеку дома милосердия?
– А как же. Как из деревни выйдете, так держитесь левее. За полями монастырь Фатума, – ответил трактирщик. Эйден прищурился и, вытащив еще одну монету, бросил её на стол. – Благодарю, господарь.
– Пойдем, – обронил он Рамине. Девушка молча кивнула и взяла его под локоть.
– Куда мы едем, господин? – спросила она, как только деревня осталась позади. Эйден заворчал, снова вызвав у Рамины улыбку.
– Туда, где ты перестанешь называть меня господином, – ответил он. Затем вздохнул и добавил. – В доме милосердия за тобой присмотрят.
– Могу я…
– Нет, не можешь, – отрезал он. – Некогда мне с тобой возиться.
– Я могу готовить, господин.
– Готовить и я могу.
– Могу раны ваши врачевать. Матери Шарама называли меня способной.
– Я не настолько беспомощный, – Рамина задрожала. Эйден увидел, как побелели пальцы, стискивающие гриву коня.
– Я могу греть вам постель, господин, – вздохнув, рискнула она еще раз.
– Обойдусь.
– Я научусь, господин. Чтобы зубы не мешали. Обещаю.
– Еще слово и пойдешь пешком, держась за хвост коня, – предупредил он. Девушка поджала губы и кивнула. Эйден чувствовал, как она дрожит. Чувствовал, что она сдерживает слезы, понимая, что ничего этим не добьется.
– Меня снова отдадут барону, – тихо сказала она и сжалась, словно ожидая удара. – Другому барону, господин. Я красивая, даже сейчас, а бароны любят красивых.
– Монастырь Фатума разграбить решиться только самоубийца. Этот дом под протекцией императора. Никто тебя никуда не отдаст.
– Это уже не вам решать, господин, – грустно улыбнулась Рамина и замолчала.
Как трактирщик и говорил, монастырь обнаружился недалеко от деревни. Крепкий, каменный замок с высокими стенами, больше подходящий какому-нибудь лорду, чем группке смиренных женщин. Эйден, подъехав к воротам, спешился и накинул на голову капюшон. Он понимал, что слуги Фатума, проповедующие добро и смирение, слуге Тоса точно не обрадуются. А так хотя бы есть шанс, что они его выслушают.
На массивной деревянной двери висело не менее массивное медное кольцо. Стукнув три раза кольцом по дереву, Эйден отошел в сторону и сплел на груди руки, пока не открылось небольшое смотровое окошко, в котором показалась багровая физиономия седого мужчины с обвислым носом.
– Чего надо? – сварливо спросил он.
– Хочу видеть мать-настоятельницу, – ответил Эйден.
– Мать Иво занята и до всяких бродяг ей нет дела, – буркнул привратник, закрывая окошко. Эйден гневно засопел и сжал кулаки.
– Давно Фатум отказывает в помощи тем, кому она нужна? – громко произнес он. Окошко снова открылось.
– Нечего так орать, – проворчал седой. – Стой тут. Сейчас приведу кого-нибудь.
Вернулся он не с матерью-настоятельницей, а с молоденькой сестрой дома. Девушка выглядела моложе Рамины и постоянно краснела, чувствуя на себе взгляд Эйдена. Одета она была в светло-серое монашеское одеяние, голова покрыта, а на груди вышит вензель дома, причем, судя по золотым ниткам, говорить вышла сестра, приближенная к настоятельнице.
– Меня зовут сестра Морисабела, – представилась она, держась на почтительном расстоянии. Эйден помнил, что сестрам Фатума запрещено стоять близко к простым людям, пока настоятельница не разрешит им выйти в мир.