Юнкера отступили к Арбатской площади, где находилось Александровское училище.
Перестрелка стихла.
Я продолжал начатый путь, попал на Большую Никитскую.
По улице, со стороны Кремля, проехал мимо грузовик, переполненный кучей убитых.
Отовсюду неслась несмолкаемая пальба: ружейная пулеметная, пушечная.
На углах стояли вооруженные группы в штатских одеждах и нельзя было понять – за кого они.
Отдельные фигуры, с револьверами в руках, перебегали улицы.
На тротуары сыпались осколки стекол от шальных пуль.
На мостовых валялись шапки.
Холодный ветер гнал по улицам какие-то печатные листки.
Во многих квартирах окна были глухо завешаны шторами, платками.
Ворота заперты.
Через Кисловский переулок я пробрался на Воздвиженку к темноте.
Огни не зажигались.
Стрельба усилилась в районе Газетного переулка и у Никитских ворот.
Вся ночь прошла в громыхающей тревоге, как и следующие дни.
Ждали исхода октябрьского боя.
Дни новой были
С первых же часов, как только едва стихла генеральная стрельба, московское население высыпало на улицы, разглядывая совершившееся.
За эти дни, «которые потрясли мир», переменилось всё; установилась власть Советов.
Теперь на Скобелевской площади уже не было юнкеров у бывшего губернаторского дома, – там стояла толпа рабочих с красными знаменами, и мощно распевала – «Вышли мы все на дорогу».
Громадная филипповская гостиница «Люкс» была занята большевиками.
По улицам спешно проходили отряды вооруженных рабочих, красноармейцев и солдат.
Тверская превратилась в тракт пролетарской революции, по которому шагали новые люди фабричных окраин.
На фасадах многих зданий и на магазинных вывесках отпечатались ямные следы вчерашних пуль.
А на иных стенах зияли пробоины от снарядов.
Многие стекла в окнах лучились трещинами вокруг пулевых дырок.
В эти исторические дни Москва пережила небывалое потрясенье.
Однако, на улицах, и особенно на Тверской, царило возбужденное оживление.
Все походило на грандиозный праздник.
Толпы бросались в места, где расклеивались первые декреты Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ленина.
Новая власть действовала с большевистской решительностью.
Что будет?
Это стало всеобщим вопросом.
И как бы в ответ распространились упорные обывательские открытые слухи: большевики останутся у власти «не более двух недель».
А пока что, с первых же часов советской власти, когда все на улицу высыпали, мы открыли двери «кафе поэтов», сияющими появились на эстраде и на веселье одним, на огорченье другим – приветствовали победу рабочего класса.
То, что «футуристы первые признали советскую власть», отшатнуло от нас многих.
Эти многие теперь смотрели на нас с нескрываемым ужасом отврата, как на диких безумцев, которым вместе с большевиками осталось жить «не более двух недель».
Со мной, например, некоторые хорошие знакомые перестали даже здороваться, чтобы потом, через пророческие «две недели», не навлечь на себя подозрение в большевизме.
А иные прямо заявляли:
– О, сумасшедшие! Что делаете! Да ведь через две недели вас, несчастных, повесят на одной перекладине с большевиками.
Но мы отлично знали, что делали.
И больше.: пользуясь широким влиянием на передовую молодежь, мы повели свою юную армию на путь октябрьских завоеваний.
Разумеется, не все пошли за нами, но большинство осталось верным до конца.
Наш октябрьский энтузиазм рос.
(Кстати, в «кафе поэтов» появились новые гости: большевики в кожаных пиджаках, среди которых часто бывали – Муратов, Мандельштам, Аросев, Тихомирнов.
Заходили ежевечерне, вооруженные винтовками, рабочие-красногвардейцы.
Бывало так: читаешь поэму с эстрады и только разойдешься, а в эту минуту входит отряд красногвардейцев.
Начальник отряда постучит об пол винтовкой:
– Оставайтесь на местах. Приготовьте документы.
После быстрой проверки начальник заявляет:
– Продолжайте.
Ну, и продолжаешь читать поэму дальше.
А красногвардейцы стоят, слушают.
Мы уходили из кафе поздно – во втором часу, шагали ватагой по мостовой, читали стихи, а в это время по ночным сторонам улиц трещали пулеметы, бухали выстрелы, проносились мимо автомобили, торопливо проходили отряды красногвардейцев, пробегала конница.
Было жутко, ново и весело. «Сарынь на кичку» – совершилось.
Мы дышали всеобъемлющей новизной будущего, горели энергией молодости.
Работали всеми моторами сил на полный газ.
В эти дни я выпустил две книги: