В конечном счете ему не удается ни доказать необходимость именно такой последовательности, ни органично выявить системные переходы. Сферы воли и нравственности не изучаются в их специфике, но зато они объединяются с вопросами, которые затрагивают фундаментальные, с некоторого исторического периода постоянно наличествующие и действующие социальные институты, формообразования, установления человеческого общества. Действительность, далеко выходящую за пределы духовной сферы, Гегель заставляет двигаться по специфическому руслу «действительного духа». Если вследствие этого обедняется действительность, то зато обогащается реальным содержанием понятие духа.
Читатель-материалист естественно задал бы вопрос: а какие у Гегеля основания превращать объективные, вне сознания существующие формы общественно-исторического развития – такие, как государство, право, законы – в проявления духа, искать их генезис в сознании и действии индивида. Вопрос относится, конечно, не только к раннему Гегелю; речь идет о «тайне и истоке» идеалистического характера всей его системы. В «Системе нравственности» и «Йенской реальной философии» просвечивает то, что позже (даже в «Феноменологии духа») нередко остается скрытым, – начавшаяся идеалистическая абсолютизация некоторых реальных срезов, структур, проблем социального, в частности социально-политического действия индивидов. Что же за срез изучается и главенствует в «Йенской реальной философии»?
Одна из наиболее важных особенностей «субъективного» и одновременно «действительного» духа получает здесь у Гегеля обозначение Anerkanntsein, что передано в русском переводе словами «бытие в признанности» 105. Имеется в виду, по существу, то, что необходимым элементом любой социальной формы – труда, сообщества, правового, договорного регулирования, идейно-культурного общения, политики и т.д. – должно стать предварительное признание одним индивидом другого индивида и других людей, акт, который привычно и чаще всего незаметно для человека осуществляет его сознание и который является одной из духовных предпосылок социального взаимодействия индивидов. Гегелю, однако, важно не только и даже не столько то, что «признающий» акт сознания имеет место, и не то даже, что социальное бытие людей сопровождается признанием. Самый главный для Гегеля пункт: структура признания и признанности сама приобретает характер бытия. В термине Anerkanntsein, стало быть, есть еще один и, возможно, наиболее существенный для Гегеля оттенок, не улавливаемый в приведенном ранее переводе: «признанность» сама становится бытием, «бытием-признанием». Гегелю очень важно, что в бытие благодаря этому внедряется структура, которую философ-идеалист трактует как чисто духовную: в его изображении признание как бы «выскальзывает» из сознания, отчуждается от него и становится одним из «бытийственных» образований духа.
Маленький параграф «Йенской реальной философии», как раз и озаглавленный словом Anerkanntsein, позволяет увидеть, как много существенных социальных процессов и структур Гегель связывает с этим актом сознания.
Вот образец того, в какой манере Гегель вводит и подает, пользуясь понятием признания, социально-исторические проблемы: «Это бытие в признанности (т.е. бытие признания. – Н.М.) в обмене, ставшее предметом, или, иначе, моя воля есть наличное бытие, так же, как и воля другого. Непосредственность бытия в признанности распалась. Моя воля представлена как воля, значащая, не только для меня, но и для другого, и она здесь равносильна самому наличному бытию. Стоимость есть мое мнение о вещи. Это мое мнение и воля возымели значение для другого (опосредованные через его мнение и волю). Я сделал что-то, я совершил отчуждение этого сделанного; это отрицание позитивно; отчуждение есть приобретение» 106. Иногда такая манера вызывает у читателя утомление и раздражение, и он не видит, насколько реальным и содержательным является анализ Гегеля. Ведь акт обмена – например, обмена товарами, о котором рассуждает тут Гегель, – в самом деле предполагает в качестве пусть не единственного, но неотъемлемого элемента своеобразную объективацию. Причем объективируется не только сделанный продукт, вещь, но также знание, цель, волевое решение, действие, мнение. Индивиды, «пустившие в оборот» не одни только вещи-товары, но и вместе с ними объективированные сгустки своих интеллектуальных и волевых процессов, могут потом не узнать их, ибо в результате общественного обращения индивидуальные особенности «субъективного духа» имеют тенденцию изменяться, усредняться, терять личностную форму в куда большей степени, чем вещи-товары.