В известной степени взятые напрокат понятия и мыслительные ходы у Гегеля наполняются новым смысловым содержанием, в свою очередь зависящим от избранной им цели. Поскольку задачей является подведение индивида к позиции науки, то Гегель считает необходимым уже на первой стадии так представить последовательность движения формообразований сознания, чтобы в процессе движения уже прояснялась цель, и притом не как нечто постороннее самому процессу, а как заключенное в нем сначала хотя бы в зародыше. Надо отметить, что благодаря этому кристаллизовалось то представление об исходном пункте системного движения – о его клеточке, о цели, заданной в начале, – которое затем будет развито в деталях и получит метасистемное воплощение в «Науке логики».
Каким образом Гегель сближает конечную цель системного движения «Феноменологии…» с его исходным пунктом? Конструктивно это делается как раз благодаря выявлению – через диалектические взаимоопосредования «этого как я» и «этого как предмета» – глубинного смысла побочной игры чувственной достоверности. А смысл заключается, согласно Гегелю, в том, что при всей ее претензии на выражение внешних, действительных, всецело личных, индивидуальных черт неповторимое «это» вещей оказывается невыразимым для человека; вместо «этого» чувственная достоверность способна выразить «только общее». Таков окончательный приговор, заключительное слово только что разыгранного первого акта феноменологического сценария с участием чувственной достоверности. Как бы чувственная достоверность ни отрекалась от своего родства с наукой (претендуя на выражение индивидуальной неповторимости окружающего мира вещей, а не присущей им общности, закономерности), Гегель видит свою задачу в обнаружении именно этого внутреннего родства. Отсюда и выводится способность человеческого сознания – отправившись от станции «Чувственная достоверность», прибыть в конечный пункт, именуемый «Наука».
Однако для осознания специфики продуцирования и систематизации Гегелем феноменов, гештальтов духа очень важно принять во внимание следующий поворот анализа. Хотя претензии чувственной достоверности развенчаны, хотя ее внутреннее родство с наукой раскрыто, сам по себе гештальт – со всеми претензиями и иллюзиями – остается актером феноменологического действия. Поэтому дальнейшее движение анализа своеобразно и причудливо: «оно», сознание так и не принимающее своей истины, всеобщего, как бы остается на сцене духа в виде неуничтожимых и постоянно оживающих формообразований, а «мы» 56 берем с собой в дальнейший путь уже преобразованную чувственность, не жалеющую о потере иллюзий и ориентирующуюся на всеобщее. Действие первое заканчивается, задергивается занавес, чтобы открыться вновь – на сцене появляется новое, теперь уже синтетическое формообразование являющегося духа, восприятие.
«Восприятие или вещь и иллюзия» – так называется второй акт феноменологического действия. Названием уже очерчивается важность сюжета для всего философствования, для обычного сознания человека, для его жизни. Ведь сознание постоянно вращается именно вокруг вещи и ее свойств. Гегелевская феноменология трактует тему восприятия глубоко и оригинально. Тут нас снова ожидают ситуации интеллектуальные, но в то же время и драматические; перед зрителем будут выступать и вещь, как она «принята» сознанием, и сознание, поскольку оно приняло вещь и приняло ее как «истину» (игра со словами «wahr» – истинный и «nehmen» – принимать, брать, составляющими части немецкого термина «Wahrnehmung» – восприятие). На сцене появятся, пусть ненадолго, феноменологизированные идейно-философские позиции, в том числе и зафиксированные философской наукой теоретические иллюзии, упорствующие в своих претензиях на истинность.
Когда восприятие впервые вступает на феноменологическую сцену, Гегель сразу определяет его основную роль: оно призвано стать носителем всеобщего. Но далее «вобравшее в себя всеобщность» восприятие вновь, согласно диалектической структуре анализа, распадается. «Для нас или в себе всеобщее как принцип есть сущность восприятия, а по отношению к этой абстракции обе различенные стороны – воспринимающее и воспринимаемое – составляют несущественное» 57. Теперь мы готовы к тому, что «несущественному для нас» и «в себе» автор «Феноменологии…» все равно предоставит слово. Позиция «воспринимающего» и позиция «воспринимаемого» заявят о своих претензиях.